Ксения Ларина

Вот так производятся фейковые новости.

Многие друзья и близкие Алексея Малобродского ведут с ним постоянную переписку — через электронную почту ФСИН.

Мы пишем письма Алексею и оплачиваем его ответ — и он нам, конечно, отвечает. Это письма личного характера, в которых Алексей делится своими размышлениями, анализирует происходящее, дает свои оценки судебной системе, политическим событиям, общественным явлениям.

Один из его знакомых, получив такой подробный и честный ответ на свое письмо поддержки, решил опубликовать его в СМИ. С разрешения близких, конечно. В опубликованном тексте Алексей блестяще формулирует свое отношение к проблемам театрального сообщества, он вообще мастер формулировок, жестких, точных, остроумных.

Однако издание, которому получатель письма доверил публикацию, интерпретировало этот текст по-своему. Так появилась «сенсационная новость», броские заголовки: «Алексей Малобродский из тюрьмы обратился с мировому театральному сообществу!» «Малобродский просит помощи у мирового театрального сообщества!»

Коллеги, не писал Алексей Малобродский никаких обращений из тюрьмы, и тем более — не просил никакой помощи. Это бред и фейк.

Почему так сложно сказать то что есть на самом деле? Почему просто не опубликовать доверенный вам текст и проявить уважение к человеку, сидящему за решеткой? Искреннему, порядочному и честному человеку, который поддержку и участие знакомых и не очень знакомых людей воспринимает как предложение к диалогу, к разговору, к общению — и с благодарностью это предложение принимает, оставаясь и в своих письмах предельно откровенным.

В курсе ли он, что его письма могут быть опубликованными? В курсе и даже не возражает против их публикации. Но, давая свое согласие на публикацию, Алексей забыл о том, какие «дополнительные услуги» предоставляют гражданам некоторые журналисты.

Еще раз хочу повторить: никаких обращений к мировой театральной общественности и никакой помощи ни у кого не просил.

Оригинал

Несколько торопливых слов.

В судах я бываю чаще чем в театрах)

Вы тоже приходите, дорогие театралы. Во-первых, это бесплатно. Во-вторых, захватывающе. В-третьих, вы,наконец, поймете, что такое театр абсурда во всей его разножанровой метафоричности.

Алексей Малобродский остался в тюрьме. В хорошей тюрьме, в которой сидели лучшие люди города — в Матросской тишине.

Судья Пасюнин гадом не был. Он по достоинству оценил высокий профессионализм адвокатов — Юлии Лаховой и Ксении Карпинской. Он с сожалением слушал унылую и косноязычную речь прокурорши — худощавой девицы в миниюбке.

Он радостно реагировал на знакомые имена в документах поддержки. Он вообще слушал! И к Алексею Малобродскому обращался в высшей степени уважительно и с вниманием.
Однако, не он принимает здесь решение. Не он. И это главное безумие.

«Леша, тебя заказали, это ж ясно. У тебя блестящие адвокаты и замечательные друзья, которые сейчас пришли в зал. Но ты понимай: тебя заказали. « — это сказали Алексею заключенные из соседней камеры, которые из-за технического сбоя тоже оказались свидетелями нашего судебного процесса. Видеотрансляция не подчиняется понятиям и законам, у нее своя логика жизни. «Я заложник» — ответил им Алексей.

PS 
Судья Пасюнин работал на процессе Pussy Riot, на процессе МБХ, на процессе Болотного дела. Опытный.

PPS
вот там на второй фотографии, которую опубликовала Лена Елена Ковальская — несколько радостных минут видеообщения с Лешей. Смотрите, какие люди: Наум Клейман, Сергей Женовач, Михаил Бычков, Анатолий Голубовский… Вот такой театр.

Оригинал

Обращение к театральным организациям и театральным деятелям

Мы, друзья Алексея Малобродского, обращаемся к театрам и к людям, которым не всё равно, с предложением провести акцию солидарности.

28 июня перед каждым спектаклем в каждом театре обратиться к зрителям со словами поддержки арестованных под делу «Седьмой студии».

Наш товарищ Алексей Малобродский просит всем передать из тюрьмы: ««За всю жизнь — мне 59 лет — я почти ничего не заработал, кроме моего доброго имени. Я опасаюсь, что теперь в общем сознании останется след: «А, тот самый Малобродский, который деньги воровал». Хочу еще раз сказать, что невиновен».

Мы требуем, чтобы его выпустили на время следствия, он не преступник, и никуда не собирался бежать. Мы надеемся, что все подозрения будут сняты и в конце концов станет понятно, что никаких денег «Седьмая студия» напрасно не потратила, все выделенные средства ушли на спектакли и другие мероприятия театра. И мы очень хотим, чтобы всё время разбирательства Алексей Малобродский, Нина Масляева, Юрий Итин, вина которых не доказана, провели в нормальной обстановке, а не в тюрьме. У следствия нет никаких доказательств их преступления, во всяком случае, их не было предъявлено, а единственный озвученный аргумент по поводу 2 млн рублей, якобы потраченных на несуществующий спектакль «Сон в летнюю ночь», опровергаются простым фактом существования спектакля, премьера которого состоялась в ноябре 2012 года на «Платформе» и который до сих пор сохраняется в репертуаре Гоголь-центра.

Нам кажется, что участие в этой акции как можно большего числа театров важно не только для доброго имени наших товарищей, но и для дальнейшей судьбы театрального братства и репутации всего театрального дела в России, поставленной под сомнение, поскольку это может коснуться, да и касается и других театров: уже изъяли документы в Молодежном театре Виктора Панова в Архангельске, ссылаясь при этом на прецедент с Гоголь-центром. Мы призываем всех проявить солидарность.

Инициативная группа по подготовке акции 28 июня

Кирилл Серебренников  — это первый случай, когда пришли за творческой интеллигенцией.

Буквально после создания Русского Художественного Союза, объявившего крестовый поход против либеральной культуры.

Кирилл возглавляет государственное учреждение, и вокруг него все это время вьются вороны и время от времени пытаются выклевать то печень, то глаз, то сердце.
Защищаться нечем. Нечем защищаться. Вот буквально голыми руками. Одновремнно еще надо защититься от коллег по цеху — молчащих или открыто поддерживающих государственную машинумюллер.

До Кирилла и Гоголь-центра полиция и ОМОН уже успели «приобщиться» к прекрасному миру театра, когда громили маленький, но страшнопасный Театр док. Театр не сломили, он выжил и продолжает выживать, находясь под угрозой закрытия круглые сутки. Но Театр док. — театр независимый и открыто политический. Гоголь -центр в отличие от дока — государственное учреждение культуры. К политике ни театр, ни Кирилл не имеют никакого отношения. Единственный «политический» спектакль в репертуаре был поставлен в 2011 году  — это «Отморозки» по «Саньке» Прилепина. С тех пор Прилепин против властей не бунтует, а даже наоборот — делает успешную карьеру на государственных идеологических (и не только) фронтах. Вот теперь пришел «раздавить гадину»  — спасать русскую культуру от присосавшихся к ней либералов. Кирилл Серебренников — фронтмен «либеральной культуры», этим он так раздражает и бесит новых русских империалистов. Бесит тем, что ставит спектакли и снимает фильмы совершенно свободно,словно нет вокруг ни Путина, ни Патриарха, ни кремлевской администрации, ни прилепина с бояковым.

Бесит тем, что его спектакли, на которые ломится молодежь,проповедуют свободу мысли, бесстрашие, уважение к личности, ценность человеческой жизни, любовь. И все это — о ужас! — на государственные деньги!

Я не знаю, какие там бюджеты не дают спокойно спать заказавшим Гоголь-центр борцам с коррупцией. Думаю, бюджет всех российских государственных театров рядом не стоял с бюджетами Роснефти. Так что не будем делать вид, что в квартире Серебренникова или в кабинетах Гоголь-центра прячут расхищенную социалистическую собственность. Не там ищете!

Но то, что решение по театру принято — нет сомнений.

Министр культуры отчитался о проделанной работе перед депутатами Госдумы на «Правительственном часе». Было много оптимистических цифр, цифры гарцевали по всему докладу, как дрессированные лошади на параде: на глазах у умиленных депутатов стремительно росли зарплаты культурных работников, увеличивалось количество отечественных фильмов, спектаклей, новых музеев, библиотек и домов культуры.

Мракобесные побасенки

Радужную картину не испортила ни внезапно разоблаченная театральная билетная мафия, ни зависший между инстанциями Исаакиевский собор. Испортил эту картину как всегда скептически настроенный и духовно недосягаемый Станислав Сергеевич Говорухин. Он поведал министру и присутствующим леденящую кровь историю о том, как его товарищ по парламенту, добрый доктор Айболит, отправился в один из московских театров, а дочку с собой не взял и «весь спектакль благодарил Бога за то, что он отвёл меня от этой беды, что я ее не взял с собой».

«Вы представьте, — бушевал Говорухин, — отец с 16–17-летней дочерью боится войти в храм искусства, опасаясь нарваться на пошлость и непристойность! Что ему, в суд подавать?!». Зал неодобрительно загудел, на лицо министра набежала туча. «Тут надо не в суд подавать на худрука театра, где там матерятся весь спектакль, а надо гнать его поганой метлой с работы! — взвизгнул министр, срывая от возмущения очки и потрясая ими в воздухе. — Это просто возмутительно и недопустимо!.. У нас еще есть позитивная тенденция!.. Но кое-где, скажем откровенно, пытаются отсутствие не то что таланта, элементарного воспитания на театральных подмостках компенсировать эпатажем, хамством и просто какой-то мерзостью!!!». И затребовал подать ему сей секунд этого Ляпкина-Тяпкина: «Дайте мне информацию! Что это за театр? Какой был спектакль? Будем разбираться! Это не единичные случаи!». И добавил: «Ишь ты! Распустились!». Или подумал, что добавил. Но лицо явно подумало!

Ведь буквально только — в цветистом своем, задорном докладе — порадовал и успокоил строгое собрание, что непотребных экспериментов на театре все меньше, а духовность, воспитание и просвещение растут повсеместно, как на дрожжах, аж из кастрюль на творческих кухнях вываливаются! И вот поди ж ты, в самом сердце державы такое!

Благословленная высшими силами «культура запретов» до театра добралась довольно давно. Все эти дикие законы-табу на «ненормативную лексику», «пропаганду гомосексуализма», «оскорбление чувств верующих», «нежелательную информацию для детей», «фальсификацию истории», «оправдание нацизма» наряду с пресловутой «антиэкстремистской» 282-й статьей — превратили Конституцию в бессмысленную бумажку, а жизнь человеческого духа сделали невыносимой. Даже если предположить, что подобные ограничения гражданских свобод допустимы в современном правовом обществе (дикая мысль, но если эти законы приняты — значит, они должны соблюдаться) — применение их в отношении искусства не что иное, как свидетельство абсолютного мракобесия и невежества. Депутаты, чиновники и прочие охранители нравственности отрицают либо не понимают саму суть искусства, когда рассказывают народу какие-то побасенки про матерящихся и совокупляющихся на сцене артистов.

Максим Виторган недавно рассказал в Фейсбуке анекдотическую историю, когда ему позвонили из отдела культуры (!) «Комсомольской правды» и задали восхитительный в своем абсурде вопрос: «В спектакле вы называете нас «говногазетой” — это ваше мнение, или мнение авторов пьесы?».

Товарищи! Артисты в спектаклях и фильмах играют роли! Они сначала получают тексты, учат наизусть, потом артистов гримируют гримеры и одевают костюмеры в специально придуманные художником костюмы, потом они выходят на сцену или входят в кадр и становится героями художественного произведения. А матерятся артисты — в гримерке, когда читают рассуждения министра культуры об искусстве или изучают документ «Основы государственной политики в области культуры».

В «главначпупсы» — со скоростью тараканов

Тоска по худсоветам и госприемкам, по цензурным комитетам и персональным делам, по творческим отчетам и правительственным концертам, по государственным наградам и званиям, по закрытым просмотрам и закрытым концертам, по спецбанкетам и спецуслугам — не дает покоя ни чиновникам, ни деятелям культуры. И те, и другие готовы сесть за круглый стол и выработать критерии «свободного» творчества, придумать что-нибудь эдакое, чтобы позволяло чиновнику рявкнуть «Мы не позволим!» — в лицо любому народному артисту СССР. Удивительно, что цеховое сообщество (за редким исключением) само готово свить веревку и мыла наварить для услады многочисленных идиотов от власти, этих «главначпупсов», размножающихся со скоростью тараканов.

Одуревшие от вседозволенности, они несут свою ахинею с высоких трибун и телеэкранов, бойко цитируя то Сталина, то Ленина, то Суслова, то Берию, то Бердяева и Ильина, то Библию и Коран. Кашу в своих головах они выдают за национальную идею, и кормят этой кашей нацию круглые сутки, неустанно расчесывая в кровь свои великодержавные прыщи. Коллективное бессознательное впору изучать хиромантам: за Бугром Духовности вас ждет Бугор Патриотизма, который переходит в Бугор Ненависти и Войны, а спустившись с него, вы упретесь в Бугор Православия, за которым неминуемо последует бугор Защитников Родины и Линия Оскорбленных, за которой — вражеская территория. Вот, собственно, основной набор традиционных ценностей, которые, по идее культурных кормчих, и должны прославлять наше великое русское искусство. Не нравится — вперед, за линию, никто не держит. А здесь, на нашей родимой почве, будут творить те, кто разделяет наши идеалы и сеет наше разумное, наше доброе и наше вечное. Гремя кандалами и мыча гимн России, отечественное искусство скоро будет бродить по клетке с надписью «Свобода творчества», как глухонемой медведь-шатун, пугая соотечественников и приводя в восторг северокорейских товарищей.

Наше израненное враньем и лицемерием общество с одной стороны приветствует любые ограничения и запреты (старательно притворяясь правоверным христианином, как когда-то — истовым коммунистом), а с другой стороны готово круглосуточно смотреть на непристойности и площадную брань в телевизоре, где никакие запреты и никакие нормы морали и Конституции давно не действуют. От этой порнографии духа и тела законы о защите наших детей не защищают. И дети вместе с родителями смотрят, как патриоты, глотая матюки, бросаются друг на друга с кулаками, как на уголовном жаргоне общаются с народом чиновники и министры, как воспеваются тираны и убийцы, как оправдывают воров и расправляются с неугодными. Ту страну, которую показывает нам телевизор, не в состоянии описать ни самая тяжелая «новая драма», ни самый мрачный «Левиафан», ни Сокуров, ни Лозница, ни Кулябин, ни Богомолов. Потому что они верят в человека. А телепатриоты — в «рашку-говняшку».

Оригинал

Общество «Мемориал» ежегодно проводит всероссийский школьный исторический конкурс «Человек в истории. Россия — ХХ век». Первые участники еще застали время открытых архивов и гостеприимных архивариусов. В течение последующих восемнадцати лет работа с историческими документами все усложнялась и усложнялась, двери все закрывались и закрывались. В стране менялась атмосфера, менялись лозунги, вокруг свободного исторического поля сначала замелькали красные флажки, потом кто-то услужливо протянул между ними колючую проволоку, обозначив линию фронта. Наука недолго резвилась на зеленой лужайке: в год столетия Октябрьского переворота ее вновь приковали к столбу и выводят на прогулку на цепи и в наручниках.

Человек в истории

Заниматься историей стало опасно. А с тех пор как «Мемориал» получил ярлык «иностранного агента» — все его просветительские программы заведомо вызывают подозрение. На учителей и руководителей исторических кружков усилилось давление со стороны местных чиновников: а что это за конкурс? А что там за темы? А на какие деньги проводится? На учителей, слишком много времени уделяющих проблемным и неприятным для власти темам, стали писать доносы бдительные ученики и родители: «В то время, когда страна встает с колен и начинает вновь гордиться своей историей, находятся всякие либералы, под видом истории вбивающие в головы учеников крамольные мысли про трагическое прошлое, которое не может быть трагическим, потому что оно великое».

Один из почетных гостей нынешней церемонии — чрезвычайный и полномочный посол Германии в России господин Рюдигер фон Фрич рассказал со сцены притчу о гордости и памяти, об их вечном споре и о том, как опасно доверять гордости — историческую правду. И в качестве печального примера привел недавнюю реконструкцию штурма Рейхстага, которую придумали креативщики Минобороны. Посол просто напомнил, что в нынешнем здании Рейхстага заседает германский парламент, Бундестаг, ставший символом объединения не только двух Германий, но и всей Европы. И в этом контексте патриотическая акция Минобороны приобретает совсем иной смысл, сказал немецкий посол.

Борьба гордости с памятью в последние годы обострилась до уровня войны идеологической, почти гражданской. Одержимые гордостью российские граждане готовы бросить в эту топку не только целые исторические периоды и эпохи, но и судьбы своих близких — отцов и матерей, дедов и прадедов. Все для идеологического фронта, все для победы над здравым смыслом и правдой памяти. На эту победу круглосуточно работает пропагандистская машина, перемалывая в телевизоре истлевшие кости жертв и палачей, выкатывая на погосты старые проржавевшие пушки, начиненные мифами, подлогами, лжесвидетельствами и патриотической трескотней. В этой вакханалии беспардонного и безответственного вранья, которая уже докатилась до школьных классов, удержаться от искушения влиться в ряды исторических кликуш становится все сложнее.

Никита Соколов, историк, основатель Вольно-исторического общества , почти кричит со сцены: «Почему наше общество решило, что главным героем в истории является государство, а все остальные должны посторониться? В истории главным был и остается — человек!».

Страх как наследие

Вернуть в историю Человека — в этом и есть главная миссия конкурса «Мемориала». Восстановить историческую справедливость, а безымянным мертвым — имена, рассказать о настоящих героях войны, тех, кто стал компостом для выращенных пропагандой мифов; реабилитировать оклеветанных и оболганных, сгинувших в ямах истории, безжалостно стертых с лица земли, найти и обнародовать свидетельства их жизни. Именно этим занимаются участники конкурса, мальчики и девочки из больших и маленьких городов, из сел и деревень, по крупицам, по капелькам собирающие заново биографии своих героев.

Век-волкодав не отпускает нас; как огромная каракатица, он продолжает заливать чернилами страха новые и новые поколения. «Этот век оставил нам очень тяжелое наследство, одно из них — страх», — говорит руководитель конкурса Ирина Щербакова.

Понимают ли эти ребята, что такое страх? Понимают ли, что нынешнее их увлечение историей собственной страны совсем близко подходит к черте гражданского сопротивления?

Власть сама, с упорством безумца, лепит себе будущую оппозицию, не понимая, что сеять страх среди тех, кто страха не ведал — занятие не просто бессмысленное, а опасное. С учителями, которые явно по распоряжению вышестоящего начальства проводили в школах разъяснительную работу после акций протеста, старшеклассники разговаривали не как крепостные, а как взрослые свободные люди.

Исторические работы участников конкурса «Мемориала» — это не просто школьные сочинения, это глубокие страстные взрослые работы, проникнутые настоящим драматизмом и и пронзительным, совсем не детским состраданием к трагическим судьбам людей. Обмануть этих детей невозможно. Напугать, унизить, пригрозить — пожалуй, да. Только ответом на угрозу будет не страх. Совсем не страх.

Послушайте эти голоса.

Сегодня юбилей у Светланы Немоляевой. Светлана Владимировна – настоящий герой, рыцарь театра Маяковского, его сердце. Она пришла к Охлопкову, но стала актрисой Гончарова. Именно он подарил ей роль жизни – Бланш Дюбуа в «Трамвае Желание» Тенесси Уильямса. Играть Уильямса в разгар застоя –это было подвигом, это было акцией, поверьте. Я смотрела «Трамвай Желание» 17 раз! У Немоляевой было два партнера, которые играли в очередь – Армен Джигарханян и Евгений Лазарев. Оба Стенли Ковальские истязали ее по полной программе, и под каждым она умирала по— настоящему. Мотылек, белокурая брошенная Бланш, этот удивительный нежный образ она хранила внутри себя как свечу, это так. После каждого спектакля ее встречал Александр Сергеевич Лазарев, и они вместе шли по бульварам домой. Все «Трамваи» нес на себе ее муж, все.

Я была влюблена в нее. Я видела ее в комедиях, в главных ролях и в малюсеньких , — везде она была невероятно обаятельна, органична, никогда не боялась быть нелепой, смешной. В кино ее , конечно, очень чувствовал Эльдар Рязанов, но своей главной роли в кино она не сыграла, нет. Думаю, что любовь победила в ней амбиции. Она любила своего мужа какой-то неземной любовью, она вся была пропитана ею. А что же я в прошедшем времени все пишу? Это не правильно. Я просто давно не была в театре Маяковского, где по-прежнему царит моя любимая Актриса)

Оригинал

Текст: Ксения Ларина

В эти дни в одной точке воспоминаний сошлись три великих имени советской эпохи: мы прощаемся с Евгением Евтушенко и Михаилом Каликом и отмечаем 85-летие со дня рождения Андрея Тарковского.

Все они ушли из жизни на чужбине, но, безусловно, каждый из них является важнейшей частью русской культуры, их объединяет точка начала — время советского ренессанса, «оттепели». Там, где воздух свободы щекотал ноздри, и казалось, что все теперь получится.

Евтушенко уже написал «Бабий Яр» и «Наследники Сталина», Калик снял «Человек идет за солнцем», а Тарковский — «Иваново детство». Смотрите, как они похожи: по своему поэтическому восприятию мира, по романтизму и надежде, по ясности и искренности высказывания, по юношескому бесстрашию и абсолютной убежденности в том, что твой голос услышан, понят и поддержан. Их судьбы во многом отражают судьбы советских интеллигентов, вынужденных искать не только возможности для самореализации, но и способы выживания в тех чудовищных предлагаемых обстоятельствах, что установило для них время.

Каждый выбрал свой путь. Евтушенко — путь успешного легального поэта и народного трибуна, который всю жизнь оправдывался перед диссидентствующими товарищами за то, что был признан властью «своим». Калик — путь бескомпромиссного, не изменяющего себе художника, расплатившийся за свое упрямство запретом на профессию и забвением на родине. Андрей Тарковский пытался сохранить свободу творчества, не нарушая советских законов, призванных эту свободу задушить на корню, но этот путь — бесконечных компромиссов и унижений — надорвал его сердце и вынудил покинуть страну.

Такова плата (или расплата) за талант, иных вариантов не было. Один из популярных ныне советских мифов — «они все (советская творческая интеллигенция) творили на государственные деньги». Этот очень удобный миф для новых цензоров и управителей, которые умело используют его при очередных разборках с деятелями культуры.

Про Михаила Калика я узнала на излете перестройки, когда до нашего зрителя, наконец, спустя десятилетия дошли его фильмы «До свидания, мальчики» и «Любить». За свой первый фильм — «Человек идет за солнцем» Калик расплачивался всю жизнь. Тогда, в начале 60-х, его дебют разбирали на заседании Политбюро Молдавской ССР (фильм был снят на «Молдова-фильме»). Молодой Калик просто плюнул в эти рожи, кричавшие ему: «Деньги получает немалые, а служить народу не хочет!» — и вышел из зала. Фильм спасло время — это было начало оттепели, Москва не захотела скандала, пустила ленту малым экраном, но «метку» на режиссера поставила.

«Человек идет за солнцем» вместе с «Ивановым детством» критики называли лучшими фильмами года. Фильм «Любить» с участием отца Александра Меня был практически уничтожен — его перемонтировали и изрезали, а под предлогом обыска (по обвинению в незаконной концертной деятельности) выкрали из квартиры режиссера авторскую копию картины. Калик вернул фильм к жизни лишь в 1990-м году, заново собирая свое детище из чудом уцелевших дублей и кусочков.

Долгая жизнь Калика (он умер на 91-м году ), возможно, компенсировала ему отобранную молодость, когда его — мальчишку, студента ВГИКа — обвинили в создании «террористической организации» по 58-й антисоветской статье и присудили 25 лет лагерей (позже приговор изменили на 10 лет). Это было в 1951 году, так что Олег Сенцов — не первый режиссер кино, обвиненный в «террористических намерениях», эти традиции власть соблюдает строго, лишь меняя под них статьи уголовного кодекса. Калик не сломался, не смирился, но после эмиграции в Израиль имя его было вычеркнуто из советского культурного наследия. Двадцать лет умолчания. Двадцать лет не было никакого Калика. Не сумев посадить его на этот срок в лагерь, родина приговорила его к двадцатилетнему забвению.

Окрыленный успехом «Иванова детства», Андрей Тарковский получил страшный удар на «Андрее Рублеве»: картину начали уничтожать еще на стадии сценария, потом продолжили издеваться над ней после окончания съемок, в итоге фильм выпустили в очень узкий прокат — изрезанный, с выдранными цензурой кусками. Сохранились стенограммы обсуждения фильма на худсовете, спустя пятьдесят лет риторика и шаблоны мало изменились: «фильм унижает достоинство русского человека», «антинародный», «очерняющий историю». На «Солярис» Тарковский получил от чиновников список из 35-ти абсурдных правок: «изъять концепцию бога и христианства», «зритель ничего не поймет». За «Зеркало» — свой главный фильм, признанный мировой шедевр — режиссер был измордован коллегами на знаменитом цеховом заседании «кинопарткома». Известные советские режиссеры-классики обвиняли Тарковского в элитарности, презрении к народу, называли его «слабоумным» и «высокомерным», уверяли, что фильм никто не будет смотреть, и вообще «советскому народу он без пользы».

На «Сталкере» у Тарковского случился инфаркт: картину он по сути переснимал трижды, переписывая сценарий, меняя группу. Это была его последняя работа на родине.

Во враги государства быстрее всех попадают не политики, а интеллектуалы, художники — те, у кого нет политических амбиций, и просто сердце болит от несправедливости, лицемерия, жестокости и немилосердности толпы, с легкостью расправляющейся с любым, кто посмеет усомниться в правильности выбранного страной пути.

«Большинство никогда не бывает право. Никогда, — говорю я! Это одна из тех общепринятых лживых условностей, против которых обязан восставать каждый свободный и мыслящий человек».
Генрик Ибсен «Враг народа», 1882 год

В столице Норвегии городе Осло на центральной улице около старинного Гранд-кафе, где проводил время за кофе и чтением газет великий норвежский драматург Генрик Ибсен, прямо на асфальте выложены цитаты из его пьес. В том числе и эта: «Меньшинство всегда право». Норвегия — маленькая страна, и этот афоризм под ногами веселых норвежцев выглядит почти как национальный девиз.

Россия — страна большинства. Как точно выразился один из героев перестройки историк Юрий Афанасьев — «агрессивно-послушного большинства». За годы, прошедшие со знаменательного съезда, на котором взрослые люди захлопывали, затаптывали и засвистывали выступление только что освобожденного из горьковской ссылки Андрея Сахарова, менялась страна, но не менялась толпа.

Противостоять сегодняшнему большинству, вооруженному патриотической риторикой, ненавистью ко всему чужому, невежественному, лицемерному — становится все труднее, все опаснее. Да что там — противостоять! Просто промолчать и не участвовать в общем хоре славословий и здравиц в честь великого кормчего и его политики — это уже приравнивается к предательству. Сегодня и молчание зачастую красноречивее слов. Он молчит — значит против. Значит — враг.

Во враги государства быстрее всех попадают не политики, а интеллектуалы, художники. Те, у кого нет политических амбиций, и у которых просто сердце болит от несправедливости, от лицемерия, от жестокости и немилосердности толпы, с легкостью расправляющейся с любым, кто посмеет усомниться в правильности выбранного страной пути.

Новая интеллигенция
Наша художественная культурная среда давно утратила черты интеллигентности, сегодня в русские интеллигенты себя записывают бывшие партийные и комсомольские активисты, антисемиты и черносотенцы, милитаристы и сталинисты, чиновники и пиарщики. Все они образцово православны и образцово патриотичны. Этой новой интеллигенции дозволено определять границы свободы творчества, составлять списки неблагонадежных художников, назначать моральных и духовных лидеров, выступать в качестве экспертов по национальным ценностям в телевизорах и на судах, рвать в клочки историческую правду и подгонять историю под утвержденную национальную политическую доктрину, в основе которой все те же знакомые поколениям установки: любовь к царю и ненависть к врагу.

Превращение вчерашних кумиров и любимцев публики во врагов отечества происходит мгновенно, по щелчку из телевизора. И вот уже Макаревич — «средний музыкант и на его концерты билеты не продаются», и Акунин — «средний писатель, его книжки никому не интересны». Вчера еще Мария Максакова была гордостью нации, пела на всех главных сценах державы, на ее свадьбе гуляла вся Государственная дума и сам председатель Нарышкин пел с ней дуэтом. Сегодня Мария Максакова — мало что враг, предатель, бездарь, она — вдова только что расстрелянного в центре Киева бывшего российского депутата. И толпа кричит ей из телевизора — правильно! Расстрелять как бешеную собаку!
Остановиться в этом патриотическом раже все труднее, людей затягивает в него, словно в воронку, и несет, несет бешеным потоком в бездну.

Зеленая война
Так мило потешаться над зеленкой как главным «оружием пролетариата». Зеленкой обливали Бориса Немцова. А потом убили на мосту. Потому что он — враг народа. И путь от зеленки до пули, от портрета на заборе до пули, от травли в интернете до пули, от визга на ток-шоу до пули — этот путь все короче.

Я помню, как облитая зеленкой Людмила Улицкая выходила на сцену испуганного Дома кино и убеждала участников исторического конкурса «Мемориала» — «Человек в истории» — сохранять спокойствие и не бояться. Она вытирала зелеными руками лоб и улыбалась, но голос ее дрожал. Тогда, в апреле 2016 года, патриотические экстремисты впервые перешли черту — напали на несовершеннолетних детей, старшеклассников, приехавших в Москву из самых разных городов и сел страны. Дети с учителями буквально шли сквозь строй истеричных мужиков в гимнастерках, которые орали им в лицо: «Не училки, а подстилки!», обзывали фашистами, а через несколько минут в ход пошли шприцы с зеленкой и мочой. Можно себе представить, что испытали родители, смотревшие на этот кошмар по телевизору.

В конце марта в театре Моссовета пройдет очередная церемония вручения национальной кинематографической премии «Ника». Уже известно, что премию «За честь и достоинство» получит наш выдающийся режиссер Александр Николаевич Сокуров. Сокуров не снимает политических фильмов, не выступает на уличных митингах протеста (да и где они, эти митинги), он пытается говорить — говорить везде, где это возможно. Пытаясь вернуть в реальность общество, остудить его обезумевшее «мы», он оставляет власти шанс вернуть себе человеческий облик. И вот уже его портрет красуется на телевизионной доске национального позора и проходящие мимо плюют в режиссера, не стыдясь делать это публично и открыто. Он теперь — враг.

Превращение
На наших глазах уважаемые люди, прошедшие сквозь цензуру и лицемерие советской эпохи, вдохновенно и искренне поддержавшие демократические перемены в стране в эпоху перестройки (а многие из них были в те времена настоящими глашатаями эпохи культурного ренессанса) превратились. Да, именно так — «превратились».

Так замечательный Игорь Ясулович, рассказывая о своем тесте, как-то очень точно определил состояние человека, уверовавшего в ложь. А тесть его — известный советский режиссер Юрий Егоров, автор «Добровольцев» и «Простой истории», — был когда-то за свои заслуги назначен большим начальником в кинопроизводстве. И вот как-то приходит он домой, не раздеваясь, молча проходит в комнату и спустя паузу говорит: «Все, ребята, я больше не могу. Я превращаюсь. Надо уходить».

Сколько вы знаете людей, способных остановить себя в самом начале этого процесса? А не заметить эти признаки невозможно, особенно художнику, творческому человеку, с рождения наделенного абсолютным слухом, интуицией, чутьем. «Сцена мстит за все», — любил повторять Михаил Козаков, человек рефлексирующий, способный признавать свои заблуждения и ошибки. Человек меньшинства.

Малодушие чиновника — это всего лишь неприятный факт его биографии, с которым он и уйдет в мир иной.

А малодушие художника, талантливого художника, обходится ему слишком дорого. Хотя и больная совесть может стать источником вдохновения. И такие примеры мы тоже знаем.

Оригинал

Очень хочется надеяться, что запрет на выезд Михаилу Угарову — это какая-то ошибка, случайность.

Причин, как я поняла, никто не объяснил, и это плохой признак.
В любом случае, это прямое нарушение права человека на свободу перемещений (согласно Конституции).

Про штрафы обычно предупреждают тут же на паспортном контроле, даже иногда оплатить предлагают.
Здесь — запрет поступил от ФСБ.

Необходимо выяснить причину.
Не хочется верить в то, что мы все сразу подумали.

Неужели дело, которым занимается маленький театр док, представляет такую страшную угрозу для безопасности государства??

Михаила не выпустили в Берлин, куда театр везёт два спектакля «24+" и «Молчание на заданную тему», оба спектакля — с точки зрения политической, абсолютно безобидные, скорее нарушающие наши социально-общественные стереотипы…
Ну только если артист Юдников «замолчит» что-то уж совсем антигосударственное))

А вот другая группа театра отправилась в Осло на семинар, посвященный правозащитному движению в России, там доковцы показывают документальный спектакль «Правозащитники» и, конечно, принимают участие в обсуждении.

Вчера освободили Алексея Гаскарова, одного из «героев» спектакля «Болотное дело», на этой же неделе Алексей Полихович встречался со зрителями после спектакля, на обсуждении.

Вчера была премьера «Война близко» — о событиях в Украине, о деле Олега Сенцова…

Спектакль «Война близко»

Театр док от государства не получает никаких денег, существует на частные пожертвования, и никаких госзаданий от Пескова не получает.

Театр док никаких статей УК не нарушает, в суд на него никто не подавал.

Хотя все это не мешает прокуратуре, ФСБ и министерству культуры регулярно преследовать театр то нарядами с собаками, то окриками комиссара Аристархова.

Поэтому сегодняшний инцидент с Михаилом Угаровым выглядит как очередная акция устрашения.

Миша был у нас в эфире в минувшую субботу в программе «Культурный шок», где мы обсуждали навязанные государством правила поведения деятелей культуры (по следам чудовищного круглого стола в Общественной палате, который такое неизгладимое впечатление произвел на Константина Райкина).
Михаил Угаров — из тех, кто не желает принимать эти правила, которые противоречат не только здравому смыслу, но и существующему законодательству.

Вот государство его и нагибает.
А он никак не гнется.

И кстати, про цеховую солидарность самое время сейчас вспомнить.

Оригинал