Виктор Шендерович

Вам может показаться, что в пикете у спецприемника №1 на Симферопольском бульваре я спал стоя, как лошадь, но это поверхностное впечатление. Просто фотограф Рыклин Александр безошибочно выбрал ту фотографию, на которой я моргаю.

Потом я зашел в этот спецприемник, чтобы навестить Льва Александровича, но выяснилось, что арестованным полагается одно свидание в 10 суток, и если зайду я, то это будет вместо родных. Оставил передачу — книгу с дарственной надписью. Потом текст этой дарственной надписи переписал в казенный листок описи (орднунг есть орднунг).

Выслушал сетования капитана на плохое поведение задержанного Пономарева — конфликтует, требует соблюдения закона… Да, он вообще странный, этот Лев Александрович. Законы какие-то…



Оригинал

Сегодняшнее решение суда по Льву Пономареву – ясный ответ на мои вчерашние колебания, в эфире «Эха Москвы», вокруг двух версий происходящего.

Путин, несомненно, в курсе дела: волна протеста была чересчур высока, чтобы, при всей закупоренности российского правителя, продление ареста Пономареву могло состояться без его отмашки.

фото: ТАСС

Издевательское решение Московского суда означает, что это был не эксцесс исполнителя и «перегиб на местах», а демонстративная выволочка. Арест одного из старейших правозащитников страны – кремлевский ответ на последние решения ЕСПЧ. Указание на то, кто в доме хозяин. Ясное свидетельство того, что танки грязи не боятся.

Путину плевать на международное общественное мнение. И уж совсем плевать на системных либералов – Совету по правам человека при себе он очень ясно показал сегодня, что их место не у уха, а гораздо ниже.
Все это и отвратительно, и очень тревожно.

Но сейчас — не о перспективах страны, вечно выбирающей между направлениями «полная жопа» и «кровавый п***», а о Льве Александровиче Пономареве и ближайших двух неделях, которые он должен будет провести в спецприемнике №1 на Симферопольском бульваре.

Я там был – по счастью, не под арестом. Навещал Рыклина и Шарова-Делоне, арестованных за пикеты в годовщину 6 мая. Так вот, каждая минута там, внутри, — это пытка. Прокуренной духотой шибает так, что даже снаружи находиться можно, только отбежав метров на пять. Льва Александровича Пономарева сейчас – пытают. Это надо понимать совершенно ясно.

Вместе с ним пытают и других людей – обычных людей — тех, защите которых он посвятил свою жизнь…
Я не знаю, что делать в этой ситуации.

Потому что, кажется, слова вообще перестают иметь значение в этой стае. Российская Федерация вступила в эпоху новой ясности. Керченский инцидент означает, что с межеумочным временем покончено: притворяться не надо. Россия ведет войну против цивилизованного мира – и возглавляет ее, если судить по перечню удивительно развитых государств, только что проголосовавших в ООН против осуждения ХАМАС.

Арест Льва Пономарева означает наше дальнейшее сползание в полицейский режим. Все это происходит постепенно, и угол ежедневного дополнительного наклона почти незаметен. Но если посмотреть из будущего учебника истории, то станет понятно: мы уже летим в пропасть.

Оригинал

Все смешалось, — но уже не в доме Облонских, а в логике Артемия Троицкого, в его обширном вопроснике, с которым он обратился ко мне.

Дело же не в сравнительном анализе бранных слов: лексика – вопрос вкуса, а о вкусах не спорят. (Хотя, замечу, довольно ясный водораздел проходит и по этой линии).
Дело, прежде всего, в осмысленности.

Например, назвать Путина военным преступником и главой воровской корпорации – не оскорбление. Это констатация. И я, например, был бы счастлив исследовать этот вопрос в суде, если бы оппоненты рискнули на такое исследование.
Но когда я вижу в тексте слова «пуйло» или «путлер», я просто не читаю дальше — и отказываюсь считать автора этого текста своим соратником, ибо он плодит хамство и легитимизирует стиль подворотни. Он способствует общественной деградации; Путин ему соратник, а не я.
Это не оппозиция, а тяжелая форма логореи.
Сие – этическая сторона вопроса.

Но есть и практическая.
Вы и вправду думаете, г-н Троицкий, что сможете перехамить Соловьева и Скабееву? Вы так уверены в своих силах? Уверяю вас, они будут только счастливы встретиться с вами на этом грязном поле — и уделают вас там в два счета.
Не говоря уже об упомянутом Вами «двинуть в рыло». Вы крупный человек, Артемий, но если Вы всерьез планируете легитимизировать этот способ выявления общественной правоты, Вас ждут неприятные открытия.
В любом случае, это, как говорится, без меня.

По моему скромному мнению, наш единственный шанс – держаться своей бранжи, как заповедано у Бабеля. Настаивать на правилах приличия. Держать планку. Полемизировать сколь угодно жестко, но в рамках общественной дискуссии — в общественных, а не в психиатрических интересах (потому что ругань, конечно, облегчает душу). Стало невтерпеж — отойди в сторонку и отлей заветной лексики; к людям с этим не надо.

фото: ТАСС

И напоследок – еще пара частностей, впрочем, вполне отражающих смысл полемики.

Первая. Рад был узнать, г-н Троицкий, что г-жа Симоньян приходится Вам теткой. (Потому что вообще-то она женщина).

Второе. Если вы не знакомы с деятельностью Антона Долина и его общественным лицом, это, в принципе, дело поправимое. И Вы могли бы навести справки, прежде чем прилюдно делать оскорбительные допущения о подлости незнакомого Вам человека.
В рыло Долин, конечно, не двинет, но осадок уже остался.
Можете считать это и косвенным ответом на Ваш последний вопрос.

Оригинал

Сейчас будет «многабукв».

Я, конечно, репетитор азбуки и проповедник таблицы умножения, но бывают такие странные времена, когда Капитану Очевидность надо присваивать внеочередное звание генерала, чтобы его наконец услышали.
Начинаем.

Алексей Навальный — мужественный человек и сильный политик, и он заслуживает всяческой нашей поддержки в неравном противостоянии с Кремлем, который фактически держит его в заложниках. Но это не значит, что Навальный вправе хамить людям и заниматься подлогом.

Сергей Пархоменко — мой друг и выдающийся общественный деятель современной России (не ищите, пожалуйста, иронии в моих словах). Его «Последний адрес» — прижизненный памятник тем, кто приподнял эту глыбу забвения и сделал память поименной, а заботу о ней — ежедневной. Но это не значит, что он имеет право оскорблять Маргариту Симоньян, каким бы отвратительным ни было ее общественное лицо.

Олег Кашин едва не поплатился жизнью за свои слова о губернаторе Турчаке, — и какого бы литературного качества ни были эти слова, мы должны требовать наказания для заказчика уголовного преступления. Наше сочувствие Кашину было внепартийным и абсолютным — такой же ясной и недвусмысленной должна быть сегодня и наша оценка его расистских высказываний.

Ряд можно продолжить, но дело не в персоналиях, а в том, что (увы или слава богу) жизнь объемна и не-двуцветна. N. — очень прогрессивна, но неумна. Z. — чрезвычайно одарен, но полная скотина. Ну, и так далее. Да взять хоть меня (здесь ставим смайлики по вкусу).

Конечно, по вкусу! Объективности нет и быть не может — на то мы и субъекты, чтобы оставаться субъективными. У каждого есть свои и чужие, и это нормально. Слово «нормально» я употребляю без какой бы то ни было коннотации — это именно что норма, понятная всякому, и вопрос только в качестве «водораздела» (он ведь может проходить почти по любой линии).

Фото ТАСС

Перс — грек, католик — протестант, южанин — северянин, Северянин — Блок, либерал — государственник, хуту — тутси, «Спартак» — ЦСКА, белый — черный, белый — красный, голубой — неголубой… В образцовой «брежневской» дивизии «чернопогонники» при встрече метелили «краснопогонников». Почему? По кочану. Ксенофобии нужен только повод, дурное горючее всегда в нас самих…

Водоразделы переплетаются, и кто свой, кто чужой, вопрос всегда открытый. Твой лучший друг, с таким же, как у тебя, красно-белым шарфиком на шее, может оказаться нацистом, а твой товарищ по борьбе с проклятым режимом — вором или просто мудаком. А в стане противника, как назло, найдется тонкий человек, откликающийся на ключевые цитаты…

Водоразделы вступают в конфликт за приоритетное право, и тут начинается самое интересное. Потому что, в принципе, всех нас (ну почти всех) в детстве учили добру и любви, а корпоративные симпатии и обязательства пришли позже.

И наступает час несовместимости, и надо выбирать. И эсесовец из концлагерной охраны кончает жизнь самоубийством, потому что в детстве, к своему несчастью, успел усвоить заповедь «не убий». А его боевой товарищ продолжает верно служить водоразделу «ариец — неариец»...

Почти абсолютными кажутся семейные ценности, но для семейства Курдюковых из бабелевской «Конармии» (и тысяч и тысяч других семей, уже не в литературе) приоритетным оказался классовый подход, не пощадивший ни отца, ни сына.

Сплошные проблемы с любовью: одна корпоративная неприятность такого рода хорошо описана в сюжете про Монтекки и Капулетти. Правда, бывают и счастливые финалы — вот Маша Алехина взяла и вышла замуж за Энтео, опозорив разом и мракобесие, и панк-культуру…

Что для тебя то главное «свое», ради которого ты попросишь подвинуться другие ценности? Вопрос, в сущности, ключевой: человек всю жизнь находится в процессе выбора. Выбора, затрудненного тем, что проблема, чаще всего, не осознается. И только душа человека — именно душа, а не мозг! — что-то тихо попискает ему из глубины организма.

Ее, душу, рекомендуется слушать. Она, как правило, наивна. Она приотстала в развитии и не знает элементарных корпоративных правил, зато помнит детские, давно забытые вещи…
И вот тут, в этом месте текста, выходит обещанный Генерал Очевидность и начинает громко говорить.

Хамить людям нельзя, говорит он. Никаким. И оскорблять их нельзя, говорит он. Никаких. Даже Путина. А подлог и вранье — недопустимы. А любое оскорбление по расовому или нацинальному признаку — это очень, очень стыдно. Фу.
Ну и так далее.
Вот что говорит, очень громко, Генерал Очевидность — и еще много раз повторяет это, в надежде, что его все-таки услышат…

А что стыдно быть Путиным, Турчаком и Маргаритой Симоньян, он не говорит. Это мы и так знаем.

Оригинал

1. Логика Антона Долина, выступившего в защиту Сергея Брилева, кажется мне неубедительной. Решение Нюты Федермессер войти в руководство Народного Фронта кажется мне неточным этически и потенциально опасным для нее самой.

2. Сами по себе эти темы — и допустимый уровень сотрудничества с государством-преступником, и этические ограничения, налагаемые публичной позицией человека, — чрезвычайно важны и интересны. Случай Нюты Федермессер и кейс Брилева могли бы стать отличным поводом для общественной дискуссии. Но:

3. Публичный хамский тон в отношении Нюты Федермессер и Антона Долина сделал невозможным обсуждение по сути.

4. Именно этот, доминирующий почти в любой полемике сегодня, хамский тон — вкупе с эскалацией хамства, когда тяжелейшие пощечины походя отвешиваются людям с обеих сторон просто за иной взгляд на вещи, — главная проблема общества (или того, что осталось на его месте в России) сегодня.

5. Не взять ли мне патент на понятие sratch?

6. Не попробовать ли нам всем все-таки охолонуть — и начать разговаривать друг с другом нормально? Твердо помня завет Сартра о том, что ад — это другие, но помня и о том, что другого глобуса нет.

Итак:

7. Предлагаемый порядок действий:
 — вошел
 — поздоровался
 — заявил тему
 — высказал свои соображения
 — выслушал оппонента
 — уточнил термины и приоритеты
 — сверил доводы
 — остался при своем или скорректировал свое отношение к проблеме
 — уточнил состояние оппонента на выходе из диалога
 — попрощался
 — вышел.

8. Всего доброго.

Оригинал

Американская приятельница спрашивает сегодня: слушай, а что случилось, почему все так перецапались по поводу этого сбора денег? Я, говорит, The New Times люблю не очень, но двести долларов перевела, потому что с Альбац поступают по-свински, и я считаю — надо поддержать. А кто так не считает, пускай не поддерживает, какие проблемы? Отчего такая ругань-то? — спрашивает меня русскоязычная N., выдавая в себе человека, давно оторвавшегося от родного стиля общения.

Ибо вслед за словами vodka, sputnik и perestroyka в международные словари давно пора вводить слово sratch: мы уже давно используем любой пустяк для того, чтобы разосраться насмерть…

Вот, действительно, интересная была развилка: собирать штраф на The New Times — или пойти на принцип? Ясно же, что у каждой тактики — своя логика, свои смысловые и практические плюсы и минусы, а значит, в этой ситуации нет никакого ОДНОГО правильного или ошибочного решения!

И значит, каждый был вправе довериться своему сердцу и разуму, поделиться своими доводами, выслушать доводы с противоположной стороны… (Противоположной, напомню, не в отношении к бандитам из Кремля/Роскомнадзора, а лишь в тактике противостояния им).

Казалось бы — вот повод для объединения! Но нет — снова sratch. С презительно поджатыми губами, с тяжеленными оплеухами, со срывающимися голосами… Ау, братцы. Вы чо?
Повод уже почти неважен, не правда ли? Фигура Навального, увольнение Колпакова или сериал, — нам только дай тему, а уж мы разгуляемся…

Полгода назад одна вполне замечательная журналистка (это я без иронии: очень хорошая и честная журналистка) публично оскорбляла меня в связи с моим отношением к кандидату в президенты Кс.Собчак. Мы разошлись с ней в оценке этой политической фигуры, и этого различия (на фоне полного совпадения по базовым вопросам) оказалось достаточным для того, чтобы хорошая журналистка превратилась в хамку…

Такого рода сюжеты мы наблюдаем в фейсбуке почти каждый день — sratch вырастает на ровном месте по самому пустяковому поводу. Невозможно снова и снова цитировать Померанца, но дьявол, начинающийся с пены на губах ангела, почти не покидает наших либеральных диалогов…

И ей-богу, в этом взвинченном мире уже не так важно, Собчак или не Собчак, Альбац или не Альбац…
Если sratch не перестанет быть нашей интонационной нормой, мы проиграем уже не политические сюжеты (все они давно проиграны) — проиграем себя.

Оригинал

Стоял около часа.

Проходившие мимо делились на две неравные части. Заметно меньшая часть прохожих понимала, о чем речь — и отдергивала глаза. Невроз у них. Стыдновато все-таки, значит. Но большинство просто не врубалось: какие узники, какой обмен?
Параллельная реальность.

Зато входившие в эту дверь были в курсе дела и старательно не попадали глазами в мои. Это было очень сложно, но у них получалось.

Оригинал

К новому идиотскому подвигу наших военных — старый текст из книги «Блокада мозга. 2014» , написанный по аналогичному поводу четыре с половиной года назад…

ВСТРЕЧА НЕ НА ЭЛЬБЕ

История с американским эсминцем «Дональд Кук» и его облетом на малой высоте российским СУ-24 — это, собственно, почти всё, что вы хотели знать о новом самоощущении нашего принца крови, но боялись спросить.

Из-за угла выскочил шкет, подбежал сзади к большому качку, дал ему пенделя на глазах у всех — и скрылся в подворотне. И празднует там, в подворотне, среди своих: видали, как я его?

Из подворотни доносятся звуки народных гуляний и запах тамошнего патриотического подъема.

Качок немного озадачен.

Он, конечно, может сильно надрать шкету уши, если поймает. Он просто раньше не видел его в упор, шкета. Другим был занят. Тренировался для встречи с аятоллой.

Теперь, конечно, будет иметь в виду и этого, субтильного, с горячечным огнем в глазу.
Большая победа русского оружия. Ум не спрячешь.

Но это только половина истории.

Вторая ее половина заключается в том, что шкет хотя и провокатор, но не идиот — и прекрасно отдает себе отчет: для того, чтобы добраться до него, качок должен будет разнести весь дом, вместе с окрестностями.

А качку есть что терять.

В отличие от обитателей подворотни, которым всплески адреналина заменяют продолжительность жизни, — да и хрен бы с ней вообще, с такой жизнью.
При таком раскладе можно и блефануть, авось проскочит!

Ум, говорю, не спрячешь.

Оригинал

Какое странное ощущение от этого всего… Познер, ведущий юбилейный концерт Галича на главном телеканале страны – страны, в которой Сталин гуляет на широкую ногу, не гипсовым обрубком по ночам, а эффективным менеджером в прайм-тайм. Где топтуны с холуями давно вышли в губернаторы, где официально, под страхом уголовного преследования, запрещено вспоминать про пехоту, полегшую в сорок третьем без толку, зазря. Где воровские угодья путинской номенклатуры – давно не чета «дачам в Павшино»…

Да, у гроба встали мародеры, и несут почетный караул.

Гибридная демократия, мать ее.

А с другой стороны — могли ведь и бритвой по глазам, не правда ли?

А тут – на ночь глядя, но все-таки по телевизору – песни Галича, лучшие, одна за другой!

И пускай звезды эстрады подглядывают текст песни в мониторе, не удосужившись его выучить, — но зал-то шевелит губами безошибочно!
Да, стакан полу-полный или полу-пустой, кому как нравится.

Странное зрелище. И странное время. То ли длинная ночь, идущая все-таки к рассвету, то ли просто вывели подышать напоследок, по милости или недосмотру верховного вертухая.

Оригинал

История с Кокориным и Мамаевым выглядит, ей-богу, идеально законченной в этическом плане.

Чтобы мажоры-миллионеры не смогли откупиться за хулиганство и сели в СИЗО на общих основаниях, им надо было отоварить с утра пораньше не кого попало, а члена правительства, да еще и перейти дорогу бывшему замдиректору ФСБ.

Встречным изгибом логики: чтобы наконец испортить аппетит детям мигалок и золотых парашютов, судьба должна была послать им (вместо закона и общественного контроля) отвязавшихся хамов из их же элиты.

Это какой-то инь и ян российского социального устройства. Одно вошло в другое, и трудно перестать этим любоваться.

Оригинал