Константин Сонин

Некоторые недоумевали, почему «уход от власти» Нурсултана Назарбаева, пока, конечно, только заявленный, вызвал столько позитивных откликов от тех, кто следит за авторитарными режимами. Потому как раз, что это — редкость. В большинстве подобных ситуаций — долгосрочный лидер в течение десятилетий, отсутствие каких-либо институтов и традиций при смене власти — этот лидер не уходит до последнего.

Кажется, уйди на несколько лет раньше — когда ещё не такой старый (все стареют), когда популярность ещё не до конца упала (она у всех падает), когда есть о чём договариваться со «следующим поколением» — и было бы намного лучше. Жил бы как живут бывшие политики демократических стран (даже при том, что бывшего президента Судана аль-Башира обвиняют в геноциде, он мог бы устроить себе более нормальную жизнь). Но большинство, если доживает, дожидается последнего часа, массовых протестов и ареста.

Впрочем, ни пример Назарбаева, ни пример аль-Башира никакого отношения к «российскому случаю», я считаю, не имеют. В Казахстане — это первый переход власти в истории страны, в Судане — четвёртый или пятый (как считать «временные правительства». У России были десятки «переходов» и некоторые традиции чётко прослеживаются.

Например, «уход» всегда бывает «полным». Помимо смертей, убийств и казней, это может быть «домашний арест/пенсия» (недобровольный в случае Хрущёва, добровольный — в случае Ельцина, отчасти, Горбачёва) — как бы это ни было оформлено, это совершенно окончательно. То есть никаких поводов считать «ход Назарбаева» примером/cоветом и т.п. для Путина нет.

Оригинал

Результаты первого тура президентских на Украине подтвердили исключительную конкурентность политической системы. Если выбирать «один признак демократического устройства власти», то это, конечно, возможность того, что те, кто в момент проведения выборов находятся у власти, по итогам выборов её лишаются.

Строго говоря, президент Порошенко ещё имеет шансы остаться президентом, но то, что действующий глава государства набирает 17% голосов в первом туре — это признак демократии. Это полностью укладывается в украинскую политическую традицию — за 28 лет независимости только один раз (в 1999 году) президент сумел переизбраться на второй срок. (В 1994 и 2010 проиграли действующие президенты, в 2004 — «преемник» действующего, в 2014 действующий президент не имел возможности участвовать.) При невысоких результатах неудивительно, что граждане предпочитали менять власть, а не сохранять, но удивительно, что у них всё время остаётся это возможность.

Сравнивать выборы 2019 года с выборами 1994-2014 бесполезно, потому что «состав избирателей» серьёзно изменился за счёт выбытия избирателей из Крыма и Донбасса, что, конечно, меняет относительный вес разных частей страны. В любом случае, чтобы выиграть во втором туре, Порошенко нужно чудо — я на память не могу вспомнить примера выборов в мире, где кандидат, занявший в первом туре второе место, отыгрывал бы такой отрыв. (Кучма в 1994-м отыграл 7 п. п. — у него было 31% после первого тура против 38% у Кравчука.) Даже если все остальные кандидаты объединятся, чтобы помочь Порошенко (а объединение, например, с Тимошенко и трудно, и политически опасно), не факт, что этого хватит.

Оригинал

Борис Джонсон, как известно, воображает себя Черчиллем, но ведёт себя как кто угодно, но только не его кумир. За последние три дня он успел трижды поменять позицию по Брекзиту – против плана Терезы Мэй, за план, против и, кажется, снова «за». Очень уж хочется стать премьер-министром, а тут открылась щель. План Мэй состоит в том, что те, кому не нравится Брекзит, потому что это недостаточный разрыв с ЕС, проголосуют за ее план, потому что иначе могут вообще ничего не получить, никакого Брекзита. (Одновременно она угрожает сторонникам «мягкого Брекзита» резким выходом без всяких договоренностей.) В качестве дополнительного бонуса Джонсону и Ко она пообещала уйти в отставку если ее план одобрят, оставив им контроль над собственно выходом.

Вот тут Джонсон и увидел щелку, ведущую к заветному премьерству. У Черчилля, который был не только мощным и упрямым политиком, но и замечательным литератором, была шутка по поводу Джонсона. Boneless wonder, сказал он как-то. Родители водили меня показывать «гуттаперчевое чудо» в цирке, а вот теперь я вижу это чудо прямо передо мной среди членов правительства. Это было сказано про Рамсея Макдональда, который возглавлял правительство, опиравшееся на маленькую фракцию в своей партии и на большую – в оппозиционной, но Борис Джонсон встаёт перед глазами как живой.

А реальность Брекзита остаётся сложной. Глупый ход консервативных лидеров, которые знали, что выход из системы свободной торговли и единого рынка будет бедой для британцев, но решили, что можно рискнуть всенародным голосованием, отправил страну в ловушку из которой правительство не может выбраться. Граждане, проголосовав, не подумав о реальных последствиях, за Брекзит, отобрали мандат у правительства Мэй, не поддержав её на выборах 2017 года. Но и не отдали ему никому другому. Как показали «индикативные голосования» в парламенте на этой неделе, там нет большинства ни за какой план действий. А Черчилля нет. Есть, вот, гуттаперчевые чуды.

Оригинал

По поводу «отчёта Мюллера», спецпрокурора, расследовавшего возможные сговор и сотрудничество избирательной кампании Трампа с кем-то из России. Он мало что поменял и не будет иметь существенного влияния на исход президентских выборов 2020 года.

Демократы ошибались, думая, что, если бы отчёт Мюллера содержал бы вывод о том, что штаб Трампа сотрудничал с российскими агентами, то это бы что-то радикально поменяло. Республиканцы сейчас ошибаются, считая, что отчёт Мюллера, снявший обвинения в сговоре, что-то радикально меняет.
Главное, что нужно понимать про политическую борьбу в Америке в 21-ом веке — это то, что она происходит в условиях исключительной, по историческим меркам, поляризации. 40% американцев поддерживает республиканских кандидатов, кто бы они ни были и какие бы позиции не занимали. 40% поддерживает демократов, какие бы они ни были и что бы ни говорили. Эти 40% были всегда, но сейчас они необыкновенно устойчивы.

Республиканские 40% поддерживали бы Трампа независимо от того, что было бы написано в докладе Мюллера. Демократические 40% против Трампа независимо от того, что там реально написано. Что влияет на оставшиеся 20%, чьи голоса решают выборы, понять трудно. Но, определенно, это не вопрос «доверяют ли они Трампу», считают ли его достойным лидером и т.п. И так известно, что не считают. И в 2016 году не считали. Что не помешало им проголосовать за него.

Шансы Трампа в 2020 году — не меньше 50%, потому что 2+ года его президентства — это 2+ года устойчивого роста экономики, занятости, зарплат, доходов и т.п. Ни у одного, кажется, президента за последние 100-150 лет такого не было в первый срок — чтобы унаследовать устойчивый рост и пройти весь первый срок без спада.

Шансы Трампа в 2020 году — не больше 50%, на сегодняшний момент, потому что он и был рекордно непопулярным президентом, и остаётся. Неизвестно, как велик был негативный эффект «лично Клинтон», но трудно представить, что следующий кандидат от демократов будет настолько лично непопулярен. Демократы с запасом выиграли выборы в Висконсине, Пенсильвании и Мичигане осенью 2018, а этих трёх штатов, если всё остальное остаётся как было, хватает для победы в 2020-м.
Так что безотносительно объёма хайпа по поводу доклада Мюллера, неоправданных ожиданий до и неоправданного выдоха после, он ничего кардинально не поменял.

Оригнал

Семь с половиной лет назад я написал, как тяжело было смотреть на Назарбаева на Питерском форуме — пожилой человек со сбивчивой речью напоминал Брежнева, престарелого советского лидера времен моего детства. Особенно неприятно это выглядело для тех, кто, как я, помнил Назарбаева как одного из юных руководителей СССР перед самым распадом. Тогда он казался самым вменяемым и надёжным.

Впрочем, так и оказалось. Сегодняшняя добровольная отставка в большей степени оправдывает ожидания тридцатилетней давности, чем экономические успехи за эти тридцать. Они тоже впечатляющие. Конечно, «история успеха» Казахстана — это история страны с маленьким населением и большими запасами нефти. Но ВВП Казахстана на душу населения показывает куда меньшую зависимость от мировых цен, чем у более, казалось бы, диверсифицированной российской экономики. Значит, решения принимались более качественно.

Независимо от экономических успехов, авторитарные лидеры — а Назарбаев был типичным авторитарным лидером — практически никогда не уходят с поста добровольно. Они морят население голодом, лишь бы удержаться у власти (как Чаушеску или Мадуро), они устраивают гражданские войны (как Пол Пот или Милошевич) или, как минимум, ждут пока толпа не подойдёт к дворцу и у них в кабинете не отключат свет. В лучшем случае умирают на посту после нескольких лет стагнации. Назарбаев, удивительно, ушёл победителем. Как раз потому что ушёл сам.

Оригинал

Помните, в 2016 году, сразу после неудавшегося военного переворота, я сравнил турецкого президента с Гитлером по одну конкретному параметру? Не по жестокости режима, внешнеполитической агрессивности и т.п. Это всё не при чем. По той скорости, с которой, возможно, Эрдоган разрушает турецкую науку. Гитлер убил немецкое доминирование в мировой науке, и, видимо, навсегда, за два с половиной года, к 1936-ому. Это отчасти следовало мировому тренду — уже в конце XIX века начиналось восхождение американских университетов, но если бы не фашистская политика сразу после прихода к власти — до еврейских погромов, до концлагерей, до захвата соседних территорий, до преступлений против человечности — в XXI мировым научным языком был бы, наверное, немецкий.

Так вот, об Эрдогане. Прошло два с половиной года — эмиграция, почти в чистом виде «утечка мозгов», увеличилась почти вдвое. Европа и Америка активно нанимают ученых турецкого происхождения (в моей науке, особенно в высокотехнической части, они очень серьезно представлены — не исключено, что сильнее любой другой европейской страны). То есть если даже Эрдоган не совершит никаких преступлений против человечности (повторяю, нет причин сравнивать его с Гитлером «в целом»), да и вообще ничего плохого не сделает, он уже, похоже, будет отрицательным персонажем турецкой истории.

Оригинал

Гендиректор «Роснефти» Сечин объяснил падение цен на нефть повышением ключевой ставки ФРС  и ошибся. «Роснефти» нужно нанять грамотного макроэкономиста, чтобы не говорили руководству ерунды. Или посоветоваться с кем-нибудь — на экономфаке Вышки есть грамотные люди, в Сбербанке, Альфе, Минэке и т.п. 

Впрочем, заблуждение это крайне распространенное. Самая частая форма среди комментаторов в моём блоге — вера в том, что операции QE (ФРС покупает ценные бумаги, чтобы увеличить «денежную базу», наличные деньги, грубо говоря) привели к повышению цен на акции и т.п. Конечно, нет. На цены — что на нефть, что на акции — влияют «деньги», «денежная масса», а их объём растёт уже много лет постоянным темпом. Этот постоянный темп определяется, в конечном счёте, двумя вещами: (а) долгосрочными темпами роста американской экономики и (б) выбранной целью по инфляции американского центробанка (2% уже много лет).

Эти постоянные темпы поста прекрасно видны на графике количества денег. Кому не видно постоянство темпов роста, вот они, в логарифмах и с прямой для наглядности (круто, фед, что можно теперь рисовать функции и добавлять тренды прямо на сайте!).

Теоретически, действия ФРС с ключевой ставкой могли бы повлиять на цены #прямосейчас, если бы то, что они сделали, было бы полной неожиданностью для рынка. И даже в этом случае реакция была бы не на то, что произошло с деньгами, а на то, что ФРС вдруг сделала что-то неожиданное. Но в последние десять (двадцать? тридцать?) лет никаких, никаких неожиданностей в действиях ФРС нет. Собственно, их можно свести к следующему: ФРС просто удерживает синюю линию на графике прямой, реагируя на меняющиеся обстоятельства. Объяснять действиями ФРС по выполнению своих обещаний какие-то краткосрочные колебания — это всё равно что удивляться манёврам водителя, который выбрал маршрут и скорость движения и поворачивает, реагируя на повороты дороги.

Оригинал

12 лет назад, осенью 2006 года я упомянул в качестве кандидата в президенты США на выборах 2008 года сенатора от штата Иллинойс Барака Обаму. Первый раз всерьёз я упомянул только через полгода, за полтора года до выборов — когда серьёзность его как кандидата была хорошо видна. Так вот — можно ли сейчас хоть что-то предсказать про кандидата от демократов?

Сложность в том, что список реальных кандидатов, явно или неявно ведущих кампанию, очень широк в этот раз — 40-50 человек как минимум. Опросы на этой стадии практически неинформативны. Так что я просто разбиваю кандидатов на несколько категорий и, со всеми мыслимыми оговорками, предсказываю — из какой группы ожидаю президента.

(А) «Новое поколение» — всевозможные лидеры-представители мелких подгрупп, из которых, как лоскутное одеяло, состоит сейчас Демократическая партия. Камала Харрис, сенатор от Калифорнии, и Кори Букер, сенатор из Нью-Джерси — представители истеблишмента, но, как и Обама в 2008, совсем новые, мало потрепанные политической жизнью. В американской президентской политике традиционно есть «премия за новизну» как буквально нигде в мире и два последних президента — лучшая иллюстрация. Граждане сознательно вручают исполнительную власть малоопытным, новым политикам, обещающим изменения и новые горизонты. Не исключено, что тяга к новизне окажется такой сильной, что кандидатом от демократов станет техасский конгрессмен Бето О’Рурк, больше всего напоминающий Обаму десятилетней давности — от сбора десятков миллионов мелкими пожертвованиями до вдохновляющей риторики, и — про это не забывают упоминать профессионалы — Мишель Обама, популярный политик-не-политик.

(Б) «Традиционные демократы», среднее поколение. В 2016 году Дональд Трамп проиграл Хиллари Клинтон почти три миллиона голосов по все стране, но его преимущество в сельской местности было таким огромным, что обеспечило ему победу именно в тех штатах, где демократы были сильны в течение десятилетий — Пенсильвании, Висконсине, Мичигане. Любой кандидат, который реально силён в этих штатах — лучший шанс демократов против Трампа. Эти имена совсем не настолько на слуху, но Шеррод Браун только что переизбирался — и с изрядным запасом — в сенат от штата Огайо (Трамп выиграл у Хиллари 8% в 2016). Это идеальный «свой» для тех демократических избирателей, которые в два года назад поддержали Трампа. Эми Клобучар — другой такой же кандидат. Трамп очень популярен в Миннесоте, а она только что мощно переизбралась там. Если бы у Демократической партии было бы централизованное руководство, от оно бы выставило кого-то из таких кандидатов — им проще всего справиться с Трампом в 2020. А вот удастся ли им выиграть первичные выборы — не так понятно; у кандидатов из группы (A) шансов больше.

(В) «Ветераны» — кандидаты одного поколения с президентом. Джо Байден, вице-президент при Обаме, неудачливый кандидат в 1988 и 2008. Элизабет Уоррен, поздно взошедшая звезда «левого фланга» партии. В этой же категории находится и Хиллари Клинтон. Тем, кому кажется очевидным, что она больше не будет кандидатом в президенты, соответствую вспомнить — в каком году последний раз участвовал в президентских выборах герой кампании 1968 года Юджин Маккарти? А кандидат от демократов 1972 года Макговерн, проигравший с разгромным счётом Никсону? (Ответы: 1992, 1984.) Пока именно Байден лидирует в опросах — из-за узнаваемости, но мне кажется, что время этого поколения прошло. Да, в американской политике нет жесткой последовательности поколений (Обама на поколение младше и предшественника, и следующего президента), и всё же когда должен наступить финал.

Я тут не написал и четверти имён, но пока прогноз такой — это будет кто-то из группы (А) скорее, чем из группы (Б), а в (В) я вообще не верю.

Оригинал

Американский центробанк, ФРС, поднял ключевую ставку ещё на 0,25, в четвёртый раз за 2018 год.

Хотя это решение ожидалось, ФРС оказалась в сложном положении. Президент Трамп, нарушая все неписанные правила последних 40 лет, неустанно требует — через Твиттер и другие СМИ — чтобы центробанк не повышал ключевую ставку. Понятно, что любому, без исключения, президенту, хотелось бы чтобы ставка была пониже. Именно поэтому есть множество институциональных ограничений, выстраданных опытом высокой инфляции в сочетании с низким ростом 70-х, защищающих денежную политику от прямого вмешательства политиков.

Президент США не может приказать не повышать или снизить ключевую ставку. Основной канал его влияния — назначение членов комитета, которые ставку определяют. Как назло, назначенные Трампом люди, в том числе и председатель ФРС, из, скорее, противоположной когорты, традиционного республиканского толка — то есть представители, скорее, «рантье и кредиторов», заинтересованных в высокой ставке. Там, конечно, все профессионалы и личные склонности не играют большой роли — политику отрицательной ставки после кризиса 2009 года проводил республиканский назначенец (и республиканец) Бернанке. Тем не менее получается необычно — Трамп сначала не переназначил Джанет Йеллен, которую критиковал за слишком мягкую денежную политику (то есть низкую ключевую ставку), а теперь критикует её сменщика, человека не из академической, а банковской среды (они «консервативнее») за излишний консерватизм (повышение ставок).

А сложное положение у ФРС потому, что, хотя подчиняться политическому давлению неправильно — возможно, в данном случае есть повод притормозить с повышением. Рынки трясёт — то ли в ожидании очередной, после рекордно долгого периода роста, рецессии, то ли просто так (из-за «торговых войн» Трампа). Более мягкая денежная политика успокаивала бы.

Тут есть и дополнительная сложность. Конечно, при надвигающейся рецессии надо снижать ставку. Но! Если она не совсем близко, есть резон её повышать — как раз потому, что во время рецессии очень важно её снижать. А куда особенно снизишь, если она 2,5%? До нуля совсем ничего, дальше, чтобы сделать «отрицательные ставки», нужно будет новое QE — так ещё от прошлого осталось активов во владении ФРС на 4 триллиона…

Как бы то ни было, небольшое смягчение, по сравнению с заявленным ранее курсом, происходит — сейчас ФРС не прогнозирует «три ступеньки вверх» в 2019, а обещает «следить за ситуацией».

Вот так вот трудно поддерживать репутацию независимости — даже если ты реально независим — когда на тебя публично давят именно в ту сторону, в которую ты и сам имеешь причины склоняться.

Оригинал

Британскую политику трясёт, и совершенно правильно. Два года назад кому-то могло показаться, что в Brexitе (краткое введение в предмет) есть какой-то смысл, какая-то новая перспектива и новые возможности. Спустя два года и после сотен часов переговоров и тонн исписанной бумаги совершенно ясно — это была глупость, за которой нет ничего, кроме безответственности одних политиков, недостаточной дальновидности других и, конечно, граждан, которые утратили, от выросшего благосостояния, понимание того, откуда это самое благосостояние берётся.

Событием прошлой недели стал предъявленный премьером Мэй реальный план Brexitа, согласованный с Евросоюзом. План разочаровал прежде всего сторонников выхода — ровно потому, что в нём содержится то, о чём их предупреждали и до, и после референдума — выход не принесёт ничего, кроме потерь, а, чтобы избежать больших потерь, придётся «выходить, не выходя». На несколько лет сохраняется безусловное подчинение британских судов европейскому, создаются особые условия для части Британии, граничащей с Ирландией, сохраняется таможенный и многие другие союзы — и самое главное, чтобы убрать это подчинение и эти условия нужно, фактически, согласие ЕС. То есть по плану выхода Британия остаётся, в целом, членом ЕС, только теперь без всяких прав на то, чтобы правила ЕС менять (в его органах могут работать только представители членов) и даже без прав на то, чтобы об этих правилах высказываться. Ну то есть у себя в парламенте и в газетах высказываться можно сколько угодно, только это никто не слушает.

Критики Терезы Мэй могут сколько угодно говорить о том, что она не смогла договориться о хороших условиях выхода с ЕС, но о чём может договориться страна с 2% мирового ВВП со страной с 16% мирового ВВП? Все такие переговоры являются если не односторонними, то совершенно неравноправными. (Вспомните договоренности по поставкам нефти между Россией и Китаем — примерно то же соотношение сил, и примерно такое же соотношение результатов; фактически одностороннее доминирование.) ЕС с самого начала — задолго до референдума — чётко обозначил свои позиции и почему они должны были хоть от чего-то отступить? Что было заявлено, то и сделано.

Что показали два года — что было ясно только экономистам два года назад? Что свобода торговля — движение товаров, технологий, денег, людей — это огромное, дорогостоящее благо, приносящее большую прибыль и повышающее уровень жизнь, было и так ясно. Что стало видно в ходе реального эксперимента по «выходу из зоны свободы торговли» — это то, что свобода торговли — это сложный, тонкий, долгонастраиваемый механизм. То, где оказались страны ЕС, половина экономически развитого мира, к началу XXI века — результат непрерывных усилий в течение пяти десятилетий. Каждое правило в ЕС, которое кажется несправедливым британским политикам, агитировавшим за Brexit, компенсируется каким-то другим правилом, по которому Британия получает преимущество. Как только британцы попытались отказаться от первых, оказалось, что другим странам не нужны вторые. Тереза Мэй пошла на условия ЕС ровно потому, что без этих условий было бы намного хуже.

Удивительно, что среди тех, кто положительно отреагировал на Brexit, были комментаторы, которые провозглашают важность «свободы рынка». (То, что Brexit поддержали те, кто ничего в экономике не понимает и по невежеству считает, что международная торговля — игра с нулевой суммой, неудивительно.) Но вот среди «либеральной» публики интерес к Brexitу был просто парадоксальным — нет ничего более важного для экономической свободы, чем свобода торговли, а Brexit — это попросту мощный шаг назад, к первобытному состоянию, к состоянию без свободы торговли.

Сейчас лучшим сценарием выглядит «второй референдум» и надежда на то, что усилия политиков, которых интересует не только собственное премьерство, но и общее благо и деньги бизнесменов, которые сейчас готовы жертвовать гораздо больше, чем два года назад, лишь бы остановить дорогостоящую глупость, сумеют объяснить гражданам то, что, наконец, осознали сами…

Оригинал