Константин Боровой

Такое новое движение молодых людей.

В движении участвуют молодые либералы, левые, националисты, но в основном те, кто выступает «за все хорошее против всего плохого».

Я редко встречал такую кашу из смеси чистого юношеского максимализма и продуктов переработки современной пропагандистской кампании.

Их пока немного, в Москве и Питере – не больше   тысячи.

Организующей структуры нет – «мы все равны», но есть явные лидеры.

С одним из них, который выступил с пламенной, но бессвязной речью на  «русском марше», я встретился и  поговорил.

Ему 19 лет, учится в хорошем московском ВУЗе, интеллигентная семья, называет себя «анархо-синдикалистом».

Как я понял из разговора, ему просто понравилось название и «надо же, в конце концов определиться с политической позицией».

Назовем его, например, Василием.

Вот краткое изложение нашей беседы и переписки.

— Вася, какая у вас программа?

— Константин, мы защищаем Конституцию, которую Путин нарушает, защищаем международные законы. Пока только это.

— В Конституции у нас записано, что в России рыночная экономика… А коммунисты, кажется, против капитализма и частной собственности.

— Мы в основном защищаем 29 и 31 статьи Конституции…  И коммунисты тоже выступают за свободу слова, против цензуры, за честные выборы.

— Вы не слышали о таком коммунисте Владимире Ульянове-Ленине?

— Да, я читал, он тоже выступал за свободу слова.

— Он так говорил до революции, а потом передумал.

— Не уверен, что вы говорите правду. Если коммунисты откажутся от сегодняшних своих слов, то это просто нечестно будет с их стороны.

— Вася, но, коммунисты почти сразу после захвата власти начинают уничтожать тех, кто владеет частной собственностью. А право на экономические свободы и частную собственность записано в Конституции.

— Мы в основном выступаем за 20 и 31 статьи, занимаемся популяризацией протестов в России, любые люди со своими лозунгами могут участвовать в Бессрочке. Вы либерал, при этом не приемлете людей нелиберальных взглядов.   Это либеральная диктатура на протест получается.

— Новодворская как-то сказала, что выступать против сегодняшней диктатуры вместе со сторонниками коммунистической диктатуры – это значит пытаться лечить холеру чумой.

— Но вы же демократ. Если коммунисты победят на честных демократических выборах, вам же придется строить коммунизм. А если вы откажетесь это делать, получится, что вы сами за диктатуру.

— Вы не жили при коммунизме. Это самая жестокая диктатура из возможных. Протестовать против диктатуры и за диктатуру – по-моему, идиотизм.

— Мы их используем. Придут к власти сторонники другой диктатуры, против них выступим.

— Сторонники людоедства борются с людоедством. Вы правда в это верите?

— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы руками людоедов бороться с людоедством.
Лучше бы, конечно, руками не людоедов, как вы пытаетесь, но и людоеды сойдут. Вы выступаете за свободу, но по факту хотите диктатуры либералов.

 

 

 

 

Это очень старая пропагандистская установка,
озвученная еще Дмитрием Киселевым: «Смотрите, какие мы неадекватные, непредсказуемые,
все закончится «ядерным пеплом», если вы нас не будете слушаться».

2.      
Путин оказался в информационной изоляции. Его
мнение теперь мало кого интересует. Его пресс-конференции скучны и неинтересны.
Интервью – пересказ плохо мотивированной лжи.

3.      
Встречи и переговоры никто Путину не предлагает.
Случайные встречи у туалета или короткие разговоры ни о чём подаются
пропагандой, как величайшие достижения его внешней политики.

4.      
Путин и его «эксперты» продемонстрировали
неспособность к стратегическому планированию. Плохо посчитанные краткосрочные
провокации – предел способности руководителя спецслужбы. Даже выход из 
состояния, создаваемого очередной провокацией – серьезная неразрешимая проблема.

Интерес представляет только реакция на очередное
провокационное заявление.

Все ресурсы фабрик троллей брошены на отработку этой
установки.

Все лоббисты Путина внутри страны и на Западе начали выражать
озабоченность и призывать относиться к шантажу Путина серьезно.

В кампанию включилась и гипнабельная публика, воспринимающая
серьезно установки пропагандистской кампании.

Не обошлось и без обычных дураков.

Интересный и полезный тест.

Спасибо, Владимир Владимирович.

В сентябре 1999 года я был депутатом Госдумы.

7 августа началась Вторая чеченская война, спровоцированная Путиным для его прихода к власти.

В сентябре начались взрывы домов в  Буйнакске, Москве, Волгодонске… Кремль сообщал, что это действия чеченских террористов.

Трудно было не сопоставить эти события.

Двое сотрудников ГРУ обратились ко мне с просьбой выслушать их крайне важную, как они говорили, информацию.

Со всеми возможными предосторожностями я встретился с ними.

Они сообщили, что:

1.       Взрывы домов организованы ФСБ. Эти взрывы должны оправдать возобновление войны против тогда уже независимой Чеченской республики и вызвать в обществе чувство страха, которое позволит прийти к власти силовикам. Реабилитировать предыдущую военную кампанию. Предотвратить объявление независимости Чеченской республики, которое в соответствии с Хасавюртовским соглашением должно было произойти 31 декабря 2001 года.

2.       Идет подготовка к террористической операции на  территории США. В подготовке операции участвуют российские спецслужбы. Некий безумный лидер Аль-Каиды* (организация запрещена в РФ), Бен Ладен собирается с помощью смертников торпедировать самолетами цели на территории США. Самой главной целью выбраны небоскребы в Нью-Йорке.

Статус депутата обязывал меня реагировать на такую информацию.

Тогдашним Секретарем Совета безопасности был какой-то невнятный Владимир Путин. Как говорили, ученик Собчака.

Я связался с Анатолием Александровичем и рассказал ему про взрывы. Попросил связать с Путиным.

Реакция Собчака была предсказуемой: «Константин, это бред. Никому больше об этом не рассказывайте». И попросил поддержать Путина в его избирательной кампании.

Я решил действовать формально, как мне и предписывал мой статус депутата. Связался   исполнителем Совета безопасности, который отвечал за связь с Госдумой,  и попросил его выслушать ребят и обеспечить им безопасность, а ребят — связаться с ним и  поговорить.

Через два часа после намеченной встречи один из них позвонил мне и сказал:

«Там одни сотрудники ФСБ. Я  притворился сумасшедшим и с трудом выбрался оттуда. Никому не говорите обо мне, не давайте никаких координат, меня больше нет, я исчезаю». Через полгода я  узнал, что оба погибли при странных обстоятельствах.

Сразу после звонка я объявил о  пресс-конференции в Госдуме «О взрывах домов».

Неужели вы не слышали об этой пресс-конференции?

Ни одно СМИ не сообщило о ней.

Но реакция была.

Владимир Путин в каком-то интервью сказал, что этого Борового надо самого послать на разминирование подвалов.

А любимое НТВ сообщило мне, что мне закрыт вход и на НТВ, и на Эхо Москвы.

Акт неприятный, потому что шла избирательная кампания в Госдуму – шансы переизбраться превратились в нулевые.

Борис Абрамович предложил мне встретиться в его офисе на Новокузнецкой и долго объяснял, что я не понимаю, кто такой Путин — демократ, ученик Собчака, вполне управляемый человек.

В октябре мне предстояла поездка в США. Я собирался отказаться из-за выборов, но теперь отказываться не имело смысла. По моему округу выдвинулся Александр Шохин и сразу перекупил всю мою команду в округе, предложив каждому зарплату вдвое большую, чем платил я. Он  собрал на кампанию от спонсоров в 10-20 раз больше, чем я.

В США я попросил знакомого конгрессмена организовать встречу с руководством ФБР. Сообщил, что важная информация, которая касается безопасности США.

Эта встреча произошла очень быстро в подвале отеля в Вашингтоне. Американцы не хотели дискредитировать депутата Госдумы контактами с ФБР.

Офицеры выслушали информацию про Бен Ладена, Аль-Каиду, теракты на самолетах, участие российских спецслужб в подготовке к этой операции.

Тогда это звучало, действительно, как бред сумасшедшего.

Чтобы обезопасить себя от  немедленной отправки в дурку, я пригласил на встречу еще одного человека, который присутствовал на встрече с ребятами из ГРУ.

Это было за ДВА года до 9/11.

Год назад один из конгрессменов, после разговора со мной, сделал запрос в ФБР, получали ли они информацию от  Борового в 1999 году о 9/11 и как реагировали?

Формальный ответ звучал так:

«ФБР получало информацию о  подготовки теракта, но из-за несогласованности в действиях различных спецслужб, необходимых мер предпринято не было».

Я уже писал, как один знакомый конгрессмен мне гордо сообщил, что в 2003 году он нанял в Комитет по  безопасности Конгресса США «замечательных полезных и высоко экспертированных» специалистов, бывших сотрудников КГБ СССР.

 

* организация запрещена в РФ

Для гражданской войны необходимо наличие двух факторов:

1.       Социальные проблемы

2.       Две большие группы людей, которые по-разному видят пути разрешения этих противоречий, возникает столкновение противоположных интересов.

С социальными проблемами все в порядке.

Рост цен, инфляция, безработица, проблемы пенсионного обеспечения, бедность, репрессии…

С двумя конфликтующими группами населения сложнее.

Сегодня еще можно прочертить линию раскола между «обычными гражданами» и силовиками, силовиками-пенсионерами, чиновниками, армией.

Но с повышением неэффективности экономики, бюджетными проблемами, изоляцией России (результатами санкций), растущей коррупцией, как в  «последние дни империи», линия раскола приближается в пределе к стенам Кремля.

Гражданская война между сотней обитателей Кремля и  ближайшего окружения Путина, еще, может быть, парой сотен лояльных Путину региональных чиновников из самых тупых охранников Путина, невозможна.

Понятен интерес Кремля – замутить такой хаос в России, чтобы уже из Лондона предлагать помощь в купировании проблем с неконтролируемым ядерным и химическим оружием в обмен на легализацию себя, своих семей и капиталов.

Резиденты-переговорщики уже десантированы в Швейцарию, Лондон и США вместе с легализованными капиталами.

Кремлем уже много сделано для реализации такого плана.

Остается создать искусственные группы для возникновения конфликта интересов.

Подкормлены коммунисты и националисты, а демократическая оппозиция разгромлена и дезинтегрирована. Свободная пресса зачищена.

Призывы к «вилам и топорам» мягко поддерживаются спецслужбами.

Путину осталось недолго править.

Всегда врущий лидер сообщил, что «После нас – хоть потоп» — не  его лозунг.

Это означает, что операция «После нас – потоп» вступает в  завершающую фазу.

После интервью Александра Сотника с бывшим координатором штаба Алексея Навального Виталием Серукановым, покинувшего штаб Навального по  принципиальным соображениям, многое или все, о чем я говорил уже много лет, стало очевидным.

Алексей Навальный – обыкновенный провокатор российских спецслужб, который был создан для решения следующих задач:

1.       Развал и дискредитация российской демократической оппозиции, которая с 2010 года, благодаря растущим протестам,  рассматривалась Кремлем как опасная сила, способная отстранить от власти нынешний режим.

2.       Возглавить оппозицию заменить лидеров демократической оппозиции подконтрольным Кремлю лидером. Замечу, что убийство Бориса Немцова, совпало с решением именно этой задачи.

3.       Использование оппозиции для дискредитации и  отстранения отдельных чиновников в окружении Путина, чтобы усилить позиции групп в окружении Путина, связанных со спецслужбами.

4.       Использование оппозиции для организации провокаций, конечной целью которых было запугивание общества, предотвращение всех форм протеста.

5.       Усиление присутствия в оппозиции националистических и коммунистических тенденций, которые, с одной стороны, дискредитировали саму оппозицию, а с другой стороны, превращали цели оппозиции в опасные и неприемлемые обществом. Параллельно, подготавливая возможное будущее устройство России, неприемлемое для Запада. То есть, дискредитируя оппозицию и в лице мирового сообщества, делая современный режим в России безальтернативным.

Продвижение Алексея Навального осуществлялось спецслужбами и пропагандистской кампанией Кремля различными способами:

1.       Обозначение Алексея Навального, как лидера оппозиции в пропагандистской кампании – негативное продвижение.

2.       Отстранение и дискредитация других лидеров демократической оппозиции, запрет на упоминание в прессе в любом ключе любых других лидеров демократической оппозиции.

3.       Использование подконтрольных спецслужбам националистических и левых движений для помощи Алексею Навальному.

4.       Финансирование деятельности Алексея Навального и  его групп, открытое стимулирование подконтрольных Кремлю и независимых от  Кремля бизнесов к финансовой поддержке проектов Навального.

5.       Использование подконтрольных Кремлю СМИ для продвижения Навального.

Необходимо отметить, что операция «Навальный – лидер оппозиции» была успешно реализована российскими спецслужбами.

Массовые митинги дискредитированной оппозиции существенно сократились и по частоте и численно.

Лидеры демократической оппозиции были дискредитированы и отстранены от оппозиционной деятельности.

Любые, здравомыслящие, разоблачающие двусмысленность и провокационность действий Навального заявления и разоблачения, квалифицировались с помощью пропаганды и подконтрольных «независимых» СМИ, как действия от имени Кремля, российских спецслужб.

Современная задача оппозиции – возрождение демократических принципов и целей.

Друзья, хочу высказать мысль об Иосифе Кобзоне, которая покажется многим спорной.

Я воспринимаю его совершенно иначе, чем большинство моих друзей и единомышленников.

Мне кажется, что он был Великим Апофигистом, которого волновали и вдохновляли только его концерты.

И Индивидуалистом, которого мало интересовало мнение окружающих о его поступках.

Поддержать Путина? Да, пожалуйста. А концерт по этому поводу будет?

Поддержать Афган, Сирию, ДНР? А концерт по этому поводу будет?

С Крымом сложнее – «непосильная для России ноша».

По многим причинам он не был для Кремля своим.

Официальное Новодевичье кладбище для него сегодня закрыто. Даже Троекуровское.

Дружба с криминальными авторитетами – тоже проявление индивидуализма. С кем хочу, с тем и дружу.

Истории о его участии в криминальной деятельности – глупость.

Русскому Синатре это не было нужно.

Дружба с разбойниками только для того, чтобы войти в  захваченный боевиками Норд-Ост. Его знакомство с лидерами чеченской мафии гарантировало ему безопасность.

Войти туда, вопреки запрету Кремля, чтобы попробовать спаси детей, когда ему стало ясно, что Путин будет убивать и заложников.

В Беслан он не смог поехать, но помогал семьям пострадавших.

У него была одна слабость – сочувствие к больным и брошенным детям. До слез. Он этой слабости очень стеснялся.

Через первый в России благотворительный фонд Российской Биржи он помогал детским домам и детским больницам.

Стеснялся и просил никому не говорить. Мы тогда так и писали – «анонимный благотворитель».

Миллионы рублей.

«Все разбойники сентиментальны», — говорил один известный советский разбойник, когда плакал над судьбой детей ГУЛАГа.

Меня в  выступлении Путина по поводу «пенсионной реформы» восхитили его честные глаза.

И  аргументация.

Виноваты 90-е годы, Отечественная война, сами граждане, которые не понимают…

И ни слова о  главных претензиях:

— На непомерные расходы бюджета на оборону и безопасность, на силовиков, которые уходят на  пенсию в 45 лет.

— На авантюры в Украине, Сирии и теперь уже и в ЦАР.

— На «помощь» госкорпорациям и «олигархам», деньги которых немедленно оказываются за  границей.

— На помощь диктаторским режимам по всему миру.

— На  политические ошибки и преступления самого Путина, которые привели к санкциям и изоляции страны, а теперь приближают ее деградацию и, возможно, голод.

Как всякий опытный фокусник, он говорит о своей абсолютной искренности, но свои руки демонстрирует лишь изредка.

Когда они не  заняты пересчитыванием денег, направляемых в карманы подельников.

Очень хорошее выступление, не сомневаюсь, аплодисменты последуют.

Ксения Собчак, Михаил Прохоров, Алексей Навальный.
Какие замечательные либеральные идеи высказывают первые двое.
Как обличительны расследования фонда Навального.
И чего, свергаем Путина завтра или послезавтра?
— Я поддерживаю дядю Володю.
— Владимир Путин мой друг и сам попросил меня участвовать в выборах и поддержать партию.
— Лозунги против Путина на наших акциях мы считаем провокацией.
Технология, использованная Кремлем против либерализма, придумана уже давно.
Британские ученые впервые попробовали ее на комарах, переносчиках малярии.
Самки этих комаров спариваются единственный раз в жизни, после чего теряют интерес к самцам и начинают заниматься откладыванием яиц.
Ученым удалось вывести стерилизованных комаров-самцов.
Количество комаров быстро снижалось на порядки.
Тем же способом удалось практически уничтожить муху Цеце и других насекомыми-вредителей. 
С крысами давно борются ядами, но со временем крысы становятся устойчивыми к даже самым сильным токсинам и с удовольствием эту биодобавку сжирают.
Ученые из Эдинбургского университета придумали технологию «генного контроллера», которая адаптируется уже по всему миру и приводит к катастрофическому падению числа особей в течение нескольких поколений.
Эта технология называется CRISPR. Биологи в восторге.
Вымирают целые популяции крыс.
Один из моих друзей, безусловный либерал, неоспоримый интеллектуал, сделал доклад на международной конференции о возвращении демократии в Россию. 
В качестве доказательства он приводил слова Ксении Собчак на президентской избирательной кампании.
Редкий придурок (Прости, друг).
Дело «Нового Величия» — безусловная провокация спецслужб.
Но кто-нибудь интересовался «коктейлем идей», сторонниками которых были эти  дети, вне зависимости от написанной им в ФСБ программы?
Националиста, антисемита и провокатора Мальцева вполне можно назвать идеологом этой группы, как, кстати, и Навального в его националистическом проявлении.
20 августа прошло мемориальное шествие и митинг в память о погибших за Свободу молодых людей. На шествии было 120 человек и только 10-15 молодых людей.
22 августа прошел оппозиционный митинг в День российского флага – 50 человек.
Это политические действия в поддержку судьбы этих самых молодых придурков, у которых отняли Права, Свободы и Будущее.
Началась подготовка к действительно оппозиционным митингам в сентябре-октябре.
— А Собчак и Навальный будут?
Жалко, что отвечать идиотам матом запрещено.
Недавно, один из идеологов российской пропагандистской кампании честно признался мне:
— Если бы наши разработки стали публичными и одобряемыми обществом, Нобелевская премия была бы нашей.

Сегодня, в День российского флага, на митинге узнал, что флаг России еще до 19 августа 1991 года был флагом всех демократов. Реальность чуть иная.

Триколор был флагом Демократического Союза, партии Валерии Новодворской. Чекисты называли его власовским флагом. И арестовывали каждого, кто с ним появлялся на улице. ДСовцы таскали свой флаг на акции тщательно упакованным. И надевали на флагшток только уже на акции. Никакие демократы не носили триколор, боялись.

А Новодворскую за ее флаг называли провокатором. Когда мы открыли торговый зал Биржи на Центральном почтамте в 1990 году, я декорировал его триколором по периметру второго этажа — 120 метров. Тут же прибежала съемочная группа из программы Время. Все все понимали.  — Ой, что это у вас такое, зачем?  — Это торговый флаг России, — соврал я. Ничего умнее придумать не успел. Так и пошло в программе Время: «...и оформили свой зал торговым флагом России». Лерочке эта ситуация очень нравилась. И она мне выписала лицензию на триколор.

На митинге перед Белым Домом 20 августа 1991 года, на котором собралось 200-300 тысяч, был один большой флаг России на трибуне и 2-3 в толпе.
Его держали члены ДС.
Этот флаг России подарила Валерия Новодворская.

В 1994 году, когда Ельцин начал чеченскую войну, Лерочка заявила, что отзывает у Ельцина лицензию на триколор.

Варварство, которые творили вояки, заливая этот флаг кровью невинных жертв, лишало их права на него.
Она говорила, что Путин украл этот флаг и обесчестил его.
Нынешний режим достоин только красного флага со свастикой или с серпом и молотом, что одно и то же.
Я много раз спрашивал Лерочку, что делать будущей России с флагом, который обесчестили чекисты.
Подлые и постыдные дела, которые творила нынешняя власть, сделали его флагом варварской империи, ненавидимой всем остальным миром.
Новодворская не знала ответа.

Это отрывок из моей книги «Цена свободы». Она была написана сразу после событий, в ней описанным. Её прочли почти все участники тех событий и расхождений с правдой не нашли. Хотя, сегодня все это кажется странным и нереальным даже для меня.  — ЦЕНА СВОБОДЫ Глава: Ставки сделаны, господа.

В 4 часа утра 19 августа сработала сигнализация у одной из машин перед моим подъездом. Выглянув в окно, я увидел, что несколько людей шли от жилищно­го кооператива «Журналист», а некоторые заводили машины. Это показалось необычным — наши жур­налисты любят вовремя ходить на работу, но я не при­дал этому значения.

Через некоторое время позвонил начальник охра­ны, вкратце описал ситуацию и сказал, что они с нами. Чуть позже позвонил сотрудник разведки, дал более полную информацию и уже тогда объяснил, почему, по его мнению, шансов на успех операции ГКЧП  мало.

В 9 утра невыспавшийся, расстроенный и злой я поехал в Кремль, в Успенский собор на службу, кото­рую разрешили по случаю Конгресса соотечественни­ков. Я пришел с дочкой, которая быстро устала и нача­ла канючить, чтобы я взял ее на руки.

«Мы всегда в таких случаях разрешаем детям вста­вать на колени. Подстелите что-нибудь — ей так пон­равится». — Это посоветовала соотечественница. Опыт, который мы начали осваивать заново.

Журналисты дергали меня, потому что никого из «больших» на церковной службе не оказалось Перио­дически я выходил и давал очередное интервью, узна­вая, что танки уже там-то…

Я говорил, что это на несколько дней, что эти кре­тины и переворот-то делать не умеют. Мне никто не верил.

Нашему телевидению я заявил, что рад случивше­муся, так как теперь мы ничем не будем обязаны ком­мунистам, которые якобы нам подарили свободу. Те­перь мы свободу возьмем у них сами.

Не верили.

Шум танков уже доносился до Кремля. Когда я ска­зал одному нашему журналисту, что это государствен­ный переворот и зачинщики за это ответят, он стал озираться по сторонам.

Потом, после 22 августа, почти все это показали по телевидению.

В 12 часов начинались торги на бирже. Через не­сколько минут после их начала я предложил несколь­ким тысячам брокеров принять заявление, что это го­сударственный переворот, что мы не признаем новую власть, отказываемся от сотрудничества с ней и прек­ращаем работу. В полной тишине это заявление при­няли единогласно все брокеры. Мы договорились собраться на следующий день в зале и решить, как дейст­вовать дальше.

«Они нас задушат, — сказал один из членов Бирже­вого совета, — а мы ничего этим не добьемся».

«Как я их ненавижу», — сказал другой член Биржевого совета, проведший несколько лет в лагере за антисоветскую деятельность.

Я попросил начать передавать телефаксом наше об­ращение на все биржи. В тот день нас не поддержал никто. Никто, кроме   президента Азиатской биржи, и Чеслава Мацулевича, президента Вильнюсской биржи.

Многие, к кому я тогда обращался за поддержкой, отвечали так: «Мы не должны вмешиваться в поли­тику. Мы — бизнес».

Через несколько дней они все  резво зачитывали сои  заяв­ления от   18 августа о поддержке президента.

«Мы вели непрерывное совещание и консультации с 19 августа», — врали 21 августа молодые бизнесме­ны-комсомольцы и старые профессиональные партий­ные интриганы.

Но 19 августа наши телефаксы работали только на передачу, а не на прием. Восемь телефаксов по восьми телефонным линиям   непрерывно подрывали устои новой коммунистической диктатуры.

 

Мой заместитель, который в этот день находился в Вильнюсе, рассказывал, как нашу инфор­мацию у него «отрывали с руками» члены Литовского правительства. Все остальные каналы молчали.

В два часа дня помощник президента Ельцина Царегородцев, узнав о нашей работе уже из-за границы,  попросил начать передавать Указ президе­нта, который он тут же перекинул на мой компьютер. К передаче подключилась молодая компьютерная почта.

Одна из бирж, в руководстве которой преобладали офицеры КГБ, сообщала телевидению, что продолжа­ет работать, а наше сообщение считает провокацией.

Брокеры порознь двинулись к Белому дому. Они мне звонили и спрашивали, куда «сгружать бабки». Две наши крупные фирмы после совместных консультаций

во дворе Политехнического музея — в Главной конторе все прослушивалось — занялись оружием.

Кто-то занимался продовольствием для защитни­ков, кто-то покупал заправочный материал для мно­жительной техники в Белый дом и для нашей типог­рафии, в которой размножались листовки, а потом и «Общая газета». Мы пошли ва-банк — на листовках и на газете ставили марку: типография РТСБ.

Когда на следующий день в Операционный зал за­шли гэбошники конфисковать множительную техни­ку, то начальник нашей системы безопасности   с невинным видом предъявил единственный   оставшийся  настольный   ксерокс — типография ушла в подполье.

Мне позвонил один из приятелей и сказал, что ку­пил несколько машин с песком для Белого дома, но их некуда сгружать. Предложил одну отогнать ко мне на дачу. Дачи у меня не было.

В три часа дня мне на стол положили два загра­ничных паспорта: мой с ребенком и жены и билеты на самолет. Фотографии на паспортах вклеили чужие.

«Нет, старик, этого подарка я им не сделаю».

«Хорошо, я тоже остаюсь, но с этой минуты ты не­сешь ответственность и за мою семью»."

Входили люди, задавая один и тот же вопрос: «Ну что, конец? Начинаем строить социализм?»

И все включались в методичную и спокойную рабо­ту.

Один из брокеров РТСБ, бывший таксист, исполь­зовал систему радиосвязи такси для сбора информации о расположении и перемещении войск, все таксисты с удовольствием давали всю возможную информацию.

Днем понадобилась группа из пяти человек для вы­полнения очень специального и опасного задания. Ру­ководитель одной из брокерских контор долго отбирал самых сильных и смелых. Когда он собрал их для объяс­нения задания, то попросил оставить оружие, если у кого-то оно есть. Все пятеро выложили на стол пи­столеты.

Недавно я выступал с лекцией в организации, кото­рая раньше отвечала за распространение правильной идеологии. Процентов семьдесят присутствующих в зале всю жизнь объясняли людям, как ужасно и не­справедливо устроена жизнь за пределами СССР.

«Скоро, — сказал один из стареющих профессио­нальных лжецов, — мы поднимем весь народ против таких, как вы…»

«Не надо, ребята, — мне пришлось несколько ох­ладить его еще не угасший, несмотря на солидный воз­раст, революционный пыл, — в течение часа после вашего решения несколько десятков тысяч молодых людей, как раз тот самый народ, который вы хотите поднимать, будет вооружен, и я не завидую тому, кто попытается отнять у них свободу. Даже если он будет внутри танка».

За один только день 19 августа нам так удалось раскрутить маховик сопротивления, что остановить его удалось с огромным трудом только 25 августа.

В час ночи ко мне заехал приятель и мы отправились посмотреть на результаты работы. До четырех утра мы болтались вокруг Белого дома.

Утром 20 августа я понял, что у моей жены не­правильный инстинкт самосохранения.   Вместо того чтобы увезти дочь и уехать самой на запасную квар­тиру, которая уже год пустовала, она собрала в нашей квартире толпу знакомого и незнакомого народа с детьми.

К 12 часам я подъехал к зданию биржи. Улицу Ки­рова перекрыли со стороны Бульварного кольца. Очень красиво слева и справа от входа на биржу стояли два бронетранспортера. В зале находились три-четыре ты­сячи брокеров, журналисты и бригада телевизионщи­ков из Авторского телевидения.

Начался митинг. Сразу стало ясно, что демонст­рация состоится. Брокерами на бирже работали моло­дые ребята и девушки, для которых перспектива вос­становления коммунистического диктата означало од­но — конец всех планов, надежд. Конец свободы. Вы­ступали все очень горячо. Митинг этот показали потом в документальном фильме «Время отпуска».

Основной мотив выступлений звучал так: «Черт с ними, с деньгами. Главное — защитить свободу».

Пока шел митинг, мне непрерывно давали инфор­мацию о ситуации и прогнозы.

«В зале много сотрудников внешнего наблюде­ния».

«Сотрудники вашей охраны все с табельным ору­жием».

«Демонстрацию остановят минут через пятнадцать после ее начала. Вас арестуют»."Ни в коем случае нельзя идти через центр. В этом случае они могут применить крутые средства".

«По-моему, — шепнул один из наших экспертов, — мы присутствуем при вынужденном рождении попа Гапона».

«В центре у них мало техники. Если двинуться к центру, то, возможно, у нас будет не пятнадцать ми­нут, а тридцать. Но дальше Большого театра нас не пустят».

«У «Детского мира» большое количество народа — толкучка. Можно попробовать дойти туда и там раст­вориться».

«Улица Горького перекрыта танками».

«Нас, кажется, уже ждут на Бульварном кольце».

«Господа, — сказал я в микрофон, — все ясно. Мы идем. Понесли российское знамя. Выходим через пят­надцать минут. Движемся по Бульварному кольцу».

Через двадцать минут, держа в руках переднюю часть флага, я вышел через узкие двери биржи и повер­нул налево, к центру. Знамя чуть не разорвалось из-за того, что другой угол знамени двинулся вправо".

«Ми же решили идти по Бульварному кольцу».

«Там уже ждут нас. Идем в центр».

Длина знамени была 120 метров, а ширина — пять метров.

Знамя выползало из биржи в полной тишине. Было по-настоящему страшно.

После того как мы, три тысячи человек, несколько раз прокричали на узкой улице первый лозунг: «ДО­ЛОЙ ХУН-ТУ!» и крик наш, казалось, разнесся по всей Москве, я понял, что мы дойдем до Белого дома.

«ЕЛЬ-ЦИН, ЕЛЬ-ЦИН»

Постовой, дежуривший у соединения улицы Ки­рова и площади Дзержинского, заметив нас, начал бы­стро и почему-то радостно убирать знак на подставке с центра улицы.

«РОС-СИ-Я, РОС-СИ-Я»

Я посмотрел на ту часть здания КГБ, которая вы­ходила на улицу Кирова. Окна были открыты. Из каж­дого окна на нас смотрели. Они ждали, когда кончится этот невозможно длинный флаг.

«ПО-ЗОР КГБ, ПО-ЗОР КГБ»

С крыши одного из зданий КГБ нас снимали видео­камеры. Потом сотрудники охраны, числившиеся еще в «девятке» и видевшие этот фильм, рассказывали, что съемка велась так, чтобы зафиксировать все лица. Об­щий план, лица, общий план, лица…

В центре площади стояла машина с мигалкой. Когда мы к ней приблизились, кто-то из наших предложил им поехать впереди демонстрации.

«Как в Лондоне. Можем заплатить».

«Сейчас прям», — ответил милиционер, но улыб­нулся.

Когда значительная часть флага выплыла на пло­щадь, толпа у «Детского мира» перестала торговать и сгрудилась у парапета. До них метров сто. Когда мы не кричали, то тишина стояла такая, что один из брокеров спокойным голосом начал им говорить, чтобы они присоединились к нам. На лицах людей было удив­ление и восторг.

Впервые за семьдесят три года существования Со­ветской власти, в сердце страны, в Москве, в центре, по площади Дзержинского проходила антиправитель­ственная демонстрация — не разрешенная, смелая и агрессивная.

«СВО-БО-ДА, СВО-БО-ДА»

Когда мы были уже внизу, почти напротив Большо­го театра, я оглянулся и увидел огромную толпу лю­дей, которые присоединились к нам и пошли за фла­гом. Они нас поддержали.

Но увидел я и другое. Слева от колонны, обгоняя ее, шла колонна бронетранспортеров и танков.

«Они перекроют путь у Пушкинской улицы и повернут нас на нее. На уровне проезда Художествен­ного театра попробуют замкнуть».

Но разве можно остановить три тысячи молодых и сильных людей? Как нож в масло устремилась де­монстрация между бронетранспортерами у улицы Пушкина, когда их колонна действительно заверну­ла, чтобы остановить нас. Мы их опередили всего на несколько минут, и они не успели выстроить плот­ный заслон.

Водитель бронетранспортера, который мог бы прижать переднюю часть колонны, дрогнул и оста­новился.

«ЕЛЬ-ЦИН, АРМИЯ, ЕЛЬ-ЦИН, АРМИЯ»

Тот бронетранспортер, который уже перекрыл нам дорогу, счел за лучшее благоразумно отъехать.

«ПО-БЕ-ДА, ПО-БЕ-ДА»

Когда они поняли, что произошло, и активизи­ровали танковую колонну за Манежной площадью, передняя часть флага уже выплеснула на улицу Горького.

Мы прошли самую сложную часть пути и перешли в другую зону.

Перед Моссоветом поперек улицы Горького мрачно замерла следующая танковая колонна.

«Быстро уговорите их пропустить колонну, а то ре­бята пойдут через танки — могут случайно уронить на танк бутылку с зажигательной смесью!» — крикнул я милиционеру, сидевшему в машине, и он побежал уговаривать танкистов. Через несколько минут три танка разъехались и пропустили нас.

У Моссовета шел митинг, который тут же прек­ратился и присоединился к нам.

«МОС-СО-ВЕТ, MQC-CO-BET»

На следующий день в «Известиях» появилась фото­графия этого шествия, сделанная прямо из окна их здания на улице Горького.

«ИЗ-ВЕС-ТИЯ, ИЗ-ВЕС-ТИЯ»

Мы шли уже по нашей, а не по их территории.

«ДО-ЛОЙ КП-СС, ДО-ЛОЙ КП-СС»

Шли медленно, чтобы флаг не рвался. Люди начали присоединяться к колонне. На Садовом кольце колон­на была уже шириной метров сорок.

«ДЕ-МОК-РА-ТИ-Я, ДЕ-МОК-РА-ТИ-Я»

Погода стояла отличная.

Солнце. Тепло. Несколько человек вышли на бал­кон посольства США и махали демонстрантам руками.

«А-МЕ-РИ-КА, А-МЕ-РИ-КА»

Трудно оценить точно, но, кажется, мы привели с собой к Белому дому тысяч 50—70.

У Белого дома флаг несли уже узкой полоской, свер­нутым. Толпа расступилась, пропуская флаг к трибу­не. Тот, кто стоял наверху, помогал закреплять флаг, который закрыл собой всю трибуну.

Пройдя через подъезд, я сразу поднялся на трибуну. Там находилось всего человек десять. Выступала Еле­на Боннэр

Через день, уже после победы, я стоял на той же трибуне в толпе из двухсот человек. Пропускали уже только по специальным разрешениям, и у меня, хоть и было приглашение, но заняло час доказать, что я тоже имею отношение к этому празднику свободы. О том, чтобы выступить, не было и речи, так много нашлось жела­ющих.

Но в тот день, 20 августа, место у микрофона оказа­лось свободным.

«Банки, биржи, весь бизнес отказывается сотруд­ничать и поддерживать путчистов, — кричал я в ми­крофон. — Мы не признаем этих бандитов. Смерть хунте».

«Напрасно вы так резко выступили. Вероятнее все­го, это закончится каким-нибудь компромиссом, а вам это припомнят», — вкрадчивым голосом увещевал ме­ня в кафе Белого дома господин, отказавшийся пред­ставиться.

Как мне потом говорила Галина Васильевна Старо­войтова, мои слова о том, что бизнес не поддерживает переворот, произвели сильное впечатление на Запад. Она была в это время в Англии.

Сразу после демонстрации и митинга я вернулся в Главную контору в Политехническом музее. Там сиде­ла моя помощница и горько плакала. Она решила, что мы ее бросили и забыли. И охрана, и все сотрудники стояли у Белого дома.

Я велел ей записать на автоответчики, что все ушли на защиту Белого дома, и отпустил. Очень симпатич­ная и умненькая телевизионная журналистка, узнав от коллег, что я уже арестован, позвонила в Главную контору и, когда услышала запись на автоответчике, плакала, как она потом говорила, целый час.

День прожили не зря.

Вдруг в офис влетел начальник охраны.

Я никогда, ни до ни после, не видел такого выра­жения лица начальника моей личной охраны.

«Окно, — сказал он, — и немедленно. Через полча­са мы ничего не сможем сделать. Не заставите же вы нас отстреливаться?»

«Окно» — это очень любопытное мероприятие — эксперимент на выживание.

В такой операции обычно участвуют несколько че­ловек, разделенных на две команды: «чистые» и «не­чистые».

Предварительно проводится операция, которая оп­ределяет наличие слежки или преследования. Но это так сложно, что даже описать я ее не могу. •

«Чистые» узнают об операции за несколько часов до ее начала, и в их задачу входит только подъехать к заранее оговоренной точке, подобрать «объект» и от­везти его в безопасное место. Операция предваритель­но многократно репетируется. Каждый шаг, каждое действие заранее, за несколько месяцев до операции, тщательно повторяется и хронометрируется.

Главный и самый важный элемент отрыва — узкое горлышко. В простейшем случае им может стать кафе или магазин, у которого есть проход на задний двор, который должен хорошо просматриваться. «Нечис­тые» подвозят туда «объект» и, пропустив его в гор­лышко, временно блокируют вход. «Объект» быстро перемещается, самостоятельно зафиксировав отрыв, и подбирается в условленном месте «чистыми». Мы сели в машины. Через 40 минут ребята сообщи­ли, что никакого преследования нет и, видимо, не бы­ло.

Смешно убегать и прятаться, когда о тебе почему-то забыли или ты никому не нужен. Это означало, что день еще не закончился.

Это, пожалуй, самое тяжелое из ощущений, когда ты живешь дома, на Родине, и понимаешь, что люди, которые тобой и страной управляют, могут лишить тебя в любой момент и свободы, и чести только потому, что ты не хочешь им рабски подчиняться, только пото­му, что ты свободный человек и поэтому им опасен, или просто потому, что ты намечен жертвой в какой-то сложной игре.

25 августа мы уже проводили митинг перед Белым Домом с требованием отстранения от власти бывшей коммунистической номенклатуры.

И для этого сшили новый флаг уже 200 метров длинной и 10 метров шириной.

—

Тот флаг, который мы несли тогда,    сейчас почему-то в Берлине, в музее «Чекпоинт Чарли».