Борис Вишневский

«Так, а что вы мне вменяете-то?

— Хм… Ну 19.3 вам вменить не получится: вы не сопротивлялись. 20.2 тоже никак не выходит. Короче, в отделе решим…».

Это — реальный диалог в полицейской машине между активистом Дмитрием Николаевым и полицейскими, его задержавшими.

За что? Да за одиночный пикет у Смольного, с плакатом, на котором картонная Ольга Бузова соседствовала с картонными же Георгием Полтавченко и Александром Бегловым. Первый — теперь уже бывший губернатор Петербурга, второй — нынешний временно исполняющий обязанности губернатора. Николаев требовал проведения честных выборов губернатора в 2019 году — с допуском конкурентов, а не «выборов без выбора», которые обожает нынешняя власть.

Десяток прибежавших полицейских долго совещался с начальством, потом решили — задержать. При том, что Николаев ничего не нарушал. Ни  статью 20.2 КоАП (нарушение порядка проведения публичных акций), ни статью 19.3 (невыполнение законных распоряжений сотрудника полиции). Поэтому, не мудрствуя лукаво, решили сперва задержать — прекратив акцию, а потом уже думать, в чем Дмитрия обвинить…

Это было бы смешно. Если бы не было мерзко.

Сначала арестуем — потом решим, за что.

«Решили» в 76 отделе полиции вот что: обвинили Николаева в «самовольном нанесении надписей и рисунков, вывешивании, установке и расклеивании объявлений, афиш, плакатов и распространении иных информационных материалов (в том числе с использованием конструкций) в не установленных для этого местах».

Это — полный бред: никаких плакатов Николаев не «вывешивал» и не «расклеивал», он стоял с плакатом в одиночном пикете, не требующем, как известно, согласований. При этом дежурный по 76 отделу капитан Балабанов долго объяснял мне, что Николаев задержан по жалобе неких граждан за… «незаконное занятие земельного участка и его загрязнение» (интересно, а когда я стою на улице — я тоже «незаконно занимаю земельный участок»?). Когда же я попросил назвать статью закона, которую «вменили» Николаеву, он назвал мне статью о «самовольном вывешивании плакатов», а услышав, что она вовсе не о «занятии земельных участков», заявил, что «после получения на руки копии протокола гражданин вправе это обжаловать»...

Замечу: ни по статье о «вывешивании», ни по статье о «занятии» полиция вообще не имеет права даже доставлять задержанного гражданина в участок, у нее нет на это полномочий. Но, похоже, что даже видимостью законности полиция больше не заморачивается  — будучи уверена, что и так «прокатит», а суд потом утвердит любое, даже самое нелепое обвинение в адрес оппозиционера, привычно отбросив любые доказательства его невиновности.

А вот на «Марше против ненависти», который в тот же день, 4 ноября, проходил в Петербурге, обошлось без задержаний — хотя он и был несогласованным.

Акция против ксенофобии, национализма, разжигания вражды и ненависти, которую полтора десятка лет питерские правозащитники, политики и гражданские активисты проводят в память убитого фашистами ученого и правозащитника Николая Гиренко, в последние годы Смольным упорно не согласовывается.

На сей раз, вместо традиционного маршрута — от Стрелки Васильевского острова и Ростральных колонн, до площади Сахарова у Библиотеки Академии наук, — заявителей отправили в Удельный парк, куда они идти отказались. И провели акцию в заявленном месте — рискуя задержаниями.

К счастью, их не случилось — полиция не получила такой команды. Но количество «космонавтов» в черных шлемах и скафандрах, и количество полицейских машин, которые пригнали к Стрелке, поражало воображение. Как будто марш собирались провести не полсотни собравшихся интеллигентов, а сотни до зубов вооруженных террористов, десантировавшихся в Петербург.

Интересно бы подсчитать, в какую копеечку бюджету обошлось направление на марш нескольких сотен полицейских и «росгвардейцев».

И не лучше бы им охранять общественный порядок, там где это действительно нужно, и бороться с настоящими преступниками — а не готовиться «вязать» тех, кто мирно и законно выступает против ненависти и ксенофобии.

Хотя при сегодняшнем режиме это, конечно, риторический вопрос.

Политические репрессии в сегодняшней России усиливаются не только потому, что власть видит их единственным ответом на политическое и гражданское сопротивление своей политике и своим планам.

Репрессии усиливаются еще и потому, что большинство общества к этой теме совершенно равнодушно.

Митинги в защиту политзаключенных, против репрессий и пыток в органах, которые «не ошибаются», собирают немногих.

Журналисты этим интересуются, как правило, только если репрессии касаются каких-то очень известных персонажей, или оказываются достаточно массовыми, или уж очень жестокими.

Статьи и блоги в Интернете по этой теме не попадают в «топы» популярности — число прочтений оказывается сравнительно невелико (могу уверенно судить, сравнивая собственные блоги на эту и другие темы).

В чем причины равнодушия?

Кто-то не верит, что эти репрессии есть — потому что смотрит телевизор, где рассказывают, что в России нет никаких политзаключенных.

Кто-то считает, что преследуют только тех, кто нарушает закон — а ему, законопослушному гражданину, ничего не угрожает.

А кого-то репрессии вообще не волнуют, потому что лично его и его друзей и родных они не коснулись.

Важное замечание: ПОКА не коснулись.

Потому что нынешняя репрессивная машина — почти так же, как и сталинская, — может затянуть в свой механизм практически любого.

Вне зависимости от того, нарушал он закон или нет.

И с высочайшей степенью вероятности ему не удастся оправдаться.

Этого не понимает равнодушное большинство.

Но это именно так.

Пойми, равнодушный читатель, что в любой момент ты или твои близкие могут стать жертвой. И ничего не смогут сделать. Или почти ничего.

ФСБ понадобится отчитаться об успешной борьбе с терроризмом или экстремизмом — и против тебя, совершенно случайно выбранного, сфабрикуют дело, арестуют и начнут пытать, выбивая нужные показания.

Ты пожалуешься на это — но прокуратура не найдет в действиях следователей никаких нарушений, например — объявив следы от электрошокера результатами укусов насекомых. Бить и пытать после этого тебя станут еще больше. Чтобы не жаловался.

Под арестом ты заболеешь — но тебе откажут в медицинской помощи и необходимых лекарствах, объявив совершенно здоровым.

Ты найдешь хорошего адвоката — но он окажется бессилен, потому что судья привычно перепишет в приговор обвинительное заключение.

А возможен и другой вариант: ты, ничего не подозревая, идешь по улице — и вдруг оказываешься в полицейском оцеплении, а потом в автозаке.

Несколько часов тебя возят по городу, а потом выгружают в полиции, и объявляют, что ты участвовал в «несанкционированной акции», «мешал пешеходам», и вообще «вел себя подозрительно», потому что оглядывался по сторонам.

Тебе предъявляют протокол о нарушении, которого ты не совершал, не допускают к тебе защитника, которого ты нашел, и оставляют на ночь (а то и на две) в полиции в душной и тесной камере, исключающей существование в ней высших форм жизни. А когда ты начинаешь возмущаться, начальник полиции, издеваясь, советует тебе читать «Молодую гвардию», и объясняет, что «молодогвардейцам» было хуже.

Продержав в полиции, тебя везут в суд — где судья отметает любые твои оправдания, рассматривая их как «попытку избежать установленной законом ответственности», и отказывает в вызове твоих свидетелей, или объявляет их показания не заслуживающими доверия, в отличие от показаний обвиняющих тебя полицейских. И ты получаешь крупный штраф (в лучшем случае), или арест (в худшем) на 10-15 суток…

Не спрашивай, по ком звонит колокол политических репрессий.

В любой момент — как и в прежние времена, — он может зазвонить по тебе.

И тогда протестовать будет уже поздно.

Протестовать надо сейчас.

«День политзека карательные органы встречают ударным трудом», — написали мне в комментариях к посту в фейсбуке о том, как в 30 отделе полиции Санкт-Петербурга вторые сутки держат Екатерину Стримакову, задержанную днем 28 октября на Малой Садовой улице.

У нее несовершеннолетний ребенок (к тому же, он серьёзно болен), но Екатерину даже не везут в суд. Почему? Да потому, что она член избирательной комиссии с правом решающего голоса, и на ее привлечение к ответственности нужна санкция прокурора города. А санкцию все не везут и не везут.

Когда об этом узнал и около 22 часов вечера позвонил в отдел полиции, попросив отпустить Екатерину под обязательство о явке в суд, в полиции развели руками, и сказали: мы бы и рады ее отпустить, но у нас указание из прокуратуры Петербурга: держать до утра, и утром везти в суд. То есть, санкцию на привлечение к ответственности дать вовремя якобы не успели, зато на санкцию не выпускать — время очень даже нашлось…

Завтра я, конечно, узнаю, кто в прокуратуре дал такое жестокое указание — но поздно вечером сделать это сложно.

Приличных слов по поводу этой ситуации у меня нет — но она далеко не единственная.

Сегодня, 30 октября, когда мы в очередной раз в День памяти жертв политических репрессий соберемся у Соловецкого камня, я обязательно буду говорить не только о необходимости хранить память о жертвах большевизма и сталинизма, но и о том, что почти каждый день сегодня мы видим новые и новые политические репрессии.

Мы видим сфабрикованные ФСБ «дело «Сети», фигурантов которого (в том числе, Виктора Филинкова и Игоря Шишкина), пытают, выбивая показания, и «дело «Нового величия».

Мы видим, как в Петербурге, — аккурат после прихода Александра Беглова на должность врио губернатора, — появились «нововведения».

Задержания тех, кто приходит встречать арестованных, выходящих на свободу, аресты за хранящиеся в рюкзаке маски Путина и свернутые баннеры, задержания участников одиночных пикетов и тех, кто подошел посмотреть или сфотографировать, за «создание помех движению пешеходов», задержания вообще без всяких причин — просто по указанию полицейского, увидевшего знакомых активистов.

А еще — задержания «подозрительных» граждан, каковыми считаются те, кто оглядывается по сторонам. Ни слова не выдумываю — именно такая причина отнесения к «подозрительным» и подлежащим задержанию указана в полицейском протоколе…

Несколько дней назад две замечательные девушки — члены питерской Общественной наблюдательной комиссии Яна Теплицкая и Екатерина Косаревская, — обнародовали доклад о применении пыток в системе ФСБ. Их вывод — для сотрудников ФСБ пытки являются практически неотъемлемой частью расследования уголовных дел, и они всегда остаются безнаказанными, а потому в настоящий момент любой человек находится в «группе риска», в любой момент может быть арестован, избит и подвергнуться пыткам. Сами представители карательных органов, не стесняясь, заявляют, что, мол, «били электрошокером, но это не пытки, а служебная надобность».

А есть еще «дело Шахназ Шитик», которую в Петербурге арестовали на 20 суток за театрализованную акцию против повышения пенсионного возраста «Путин едет на пенсионерах» на Невском проспекте.

Перед судом ее трижды госпитализировали, и ее дважды похищали из больницы сотрудники полиции.

А когда я, приехав к ней в больницу, застал в коридоре шестерых (!) полицейских, ожидающих Шахназ, чтобы задержать сразу после выписки, и спросил у них, не нужнее ли они в городе для охраны общественного порядка, они ответили мне «ничего, нас много»...

И продолжается чудовищное «дело Юрия Дмитриева».

И столь же чудовищное «дело Оюба Титиева».

И Олег Сенцов так и продолжает сидеть.

30 октября представители российской «партии власти» вынуждены, пусть и нехотя, произносить какие-то слова, осуждающие политические репрессии прошлого.

О политических репрессиях настоящего они не говорят ни слова.

Остановить эти репрессии — и уж, как минимум, не молчать о них, — необходимо.

9 сентября в Петербурге проходил митинг против повышения пенсионного возраста, организованный сторонниками Алексея Навального.

Сперва он был согласован, потом на площади Ленина (где планировался митинг) очень вовремя прорвало трубу, и под этом предлогом Смольный фактически запретил участникам митинга собираться — якобы, во имя их же безопасности. А когда они пришли — полиция и Росгвардия начали их начали разгонять и задерживать, причем достаточно жестоко.

623 задержанных, более сотни из которых потом получили административный арест, разбитые дубинками головы протестующих, 12-летний мальчик, схваченный «гвардейцами», 80-летний Юрий Стерник, которого сперва сбили с ног и волокли по земле, а потом, когда ему понадобилась помощь, митингующие несли его на руках к «Скорой», которая не могла проехать — вот лишь краткие итоги этого митинга, после которого мы с правозащитниками и гражданскими активистами многие часы провели в отделах полиции, стараясь помочь задержанным…

10 сентября восемь депутатов Законодательного Собрания — в полном составе фракции «Яблоко», «Партия роста» и «Справедливая Россия», — направили обращение прокурору города с требованием, в том числе, проверить законность действий Росгвардии при массовых задержаниях на этом митинге.

Прокуратура, как водится, ничего проверять не стала, и переслала обращение ровно тем, на кого мы жаловались — в Главное управление Росгвардии по Петербургу и области. Откуда мы 23 октября получили «замечательный» ответ.

Оказывается, при проверке «не выявлено случаев необоснованного применения физической силы и некорректного обращения с гражданами».

И оказывается, в материалах СМИ, которые мы приводили с своем обращении, «нет сведений, указывающих на конкретные действия сотрудников Росгвардии», и поэтому нечего проверять.

Иными словами — ничего не было. Не было ни избиений, ни жестоких задержаний, фотографиями которых (как и свидетельствами очевидцев) были буквально переполнены городские и федеральные СМИ — Петербург в тот день стал «рекордсменом» по числу задержанных.

Видимо, то что, в том числе, и я, присутствовавший на этом митинге, наблюдал лично — это было «корректное поведение» Росгвардии и полиции с гражданами. И били людей, швыряли их не землю, избивали уже лежавших, разбивали головы до крови, выкручивали руки — «обоснованно». И делали это сотни здоровых «лбов» из Росгвардии, в огромном количестве пригнанных на площадь Ленина, получающих зарплату из наших налогов, и на чье содержание уходят огромные деньги. Они разгоняли тех, кто выступает в защиту пенсионных прав, в том числе, и их родителей. Я пытался им это объяснять — но безуспешно. Они делали вид, что не понимали.

Ответ питерского управления Росгвардии нас возмутил — и мы направили обращение к директору Росгвардии Виктору Золотову.

Возглавляющему структуру, которую я еще в марте 2017 года в своем блоге на сайте «Эха» сравнивал, — и до сих уверен в этом сравнении, — с отдельным корпусом жандармов времен Российской империи. Уж больно схожи функции — охранять власть от народа.

Мы предложили генералу Золотову заняться делом.

Не приглашать представителей оппозиции встретиться с ним в ближнем бою на татами или на ринге, а заняться исполнением своих профессиональных обязанностей.

И дать поручение о проведении реальной проверки того, насколько «законно» и «корректно» действовали его подчиненные в Санкт-Петербурге, разгоняя согласованный митинг, задерживая и избивая его участников.

К письму мы приложили фотографии наиболее «корректных» и «законных» ситуаций.

Обращение подписали депутаты Борис Вишневский и Михаил Амосов («Яблоко»), Оксана Дмитриева, Максим Резник, Сергей Трохманенко («Партия роста»), Надежда Тихонова и Александр Егоров («Справедливая Россия»).

Надеемся, что реальная проверка все-таки будет проведена. Мы, — и не только мы, — готовы предоставить для нее множество фактов и свидетельств поведения Росгвардии 9 сентября.

«Может на дуэль вызвать. Вы бы поаккуратнее как-то», — заметил мой друг Григорий Михнов-Вайтенко.

«Жандармов не удостаивают дуэли», — ответил я.

«Про Китай и про Лаос
Говорились прения,
Но особо встал вопрос
Про Отца и Гения.
Кум докушал огурец
И закончил с мукою :
«Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою…»

Знаменитые строки Александра Галича — не только напоминание о событиях 60-летней давности.

Они еще — и несомненное пророчество, обращенное к нам.

Потому что «вопрос про Отца и Гения» всегда «особо встает», когда заканчивается его правление.

И чаще всего ответ на этот вопрос оказывается таким, как у Галича: «оказался наш Отец не отцом, а сукою».

Но есть и другой вопрос — что делать, чтобы это правление закончилось?

Что делать, чтобы не ждать каждый день — что еще выкинет Отец и Гений?

Кого еще из лакеев он назначит генералом?

Кому он еще пригрозит ядерным ударом, заранее обещав себе место в раю?

Какую еще из провинций бывшей империи он захочет «воссоединить»?

В какой еще из «локальных войн» он захочет поучаствовать?

Куда еще он зашлет отравителей?

Первый вариант: сидеть на берегу реки и ждать, пока не наступит естественный конец, казалось бы, несменяемого лидера. В надежде, что его преемники начнут неизбежную драку между собой, и в ходе ее открутят гайки — по образцу «оттепели».

Этот вариант легок, но плох: при современных возможностях зарубежной медицины ждать можно еще долго.

Второй вариант: пьяные гвардейцы в дворцовой спальне, офицерский шарф и золотая табакерка, «ступайте царствовать, государь», «все будет как при дедушке»...

Этот вариант тоже легок, но тоже плох: умные вокруг властителя давно заменены верными — и ни на что не способными, а вдобавок трусливыми. И вообще, после таких событий обычно лучше не становится.

Третий вариант: самим добиться смены власти.

Этот вариант труден — потому что он требует действий.

Вставания с уютного дивана, откуда так легко клеймить режим и с чувством заведомого морального превосходства призывать не участвовать в выборах.

Он требует политической активности — вместо заявлений о том, что я-де «вне политики».

Он требует понимания того, что именно политика нынешней власти неизбежно ведет ко всему тому, чем недовольны граждане и с чем они борются.

Суть этой политики — несменяемая власть, которая не зависит от граждан и плюет на их мнение.

Именно будучи несменяемой и бесконтрольной, не обставленной никакими ограничениями, она неизбежно плодит коррупцию и воровство.

Повышает пенсионный возраст и грозит все новыми и новыми налогами.

Ведет «уплотнительную застройку» и вырубает скверы, прокладывает скоростные трассы под окнами домов и строит мусоросжигательные заводы у жилых кварталов.

Разрешает строить на костях блокадников Ленинграда и разрушает исторические здания в Королеве.

Выбрасывает сотни миллиардов рублей на войну в Сирии и Украине, на госзаказы для «друзей Путина» и содержание легиона «росгвардейцев», охраняющих власть от народа, но якобы «не имеет денег» на расселение петербургских коммуналок и капитальный ремонт домов в центре города.

Чтобы не было этих следствий — нужно изменить причину. Изменить политику. Сменить власть.

Что делать, чтобы сменить власть? Заниматься политикой. Иного не дано.

Как заниматься политикой? Вступить в партию, которая представляет интересы граждан, недовольных нынешней политикой. Желающих перемен. Не желающих возможной «фашизации» — ее опасность существует, нельзя ее игнорировать.

Вступить в партию, сделав ее массовой — так, чтобы с ней нельзя было не считаться.

Настолько массовой, чтобы ее требования нельзя было игнорировать.

Чтобы митинги, которые она проводит, собирали столько людей, что к ним нельзя было бы не прислушаться.

Чтобы на выборах никакими фальсификациями у нее нельзя было украсть победу.

Выбор такой партии на самом деле, прост. Это только «Яблоко».

Партия, выступающая за свободу и справедливость, за демократию и права человека, за то, чтобы власть зависела от граждан и служила им.

Партия, много лет последовательно выступающая против нынешней политики — губительной для страны.

Что еще, если присмотреться?

«Парнас», который покинули очень многие после появления в нем ксенофоба и «революционера» (правда, призывающего к революции из безопасной заграницы) Вячеслава Мальцева?

«Партия роста», поддерживающая Путина, и чьи кандидаты на выборах в регионах требуют снятия кандидатов от «Яблока»?

«Партия перемен», где лидеры кардинально расходятся во мнениях по ключевому для общества в последние месяцы вопросу (Дмитрий Гудков — против повышения пенсионного возраста, а Ксения Собчак и Дмитрий Некрасов — за)?

Незарегистрированная, и не имеющая возможности участвовать в выборах партия Навального?

Хотите изменить ситуацию в стране, городе, районе — приходите в «Яблоко».

Да, оно не идеально. Да, не лишено недостатков. Да, может ошибаться.

Но оно всегда с людьми — там, где им нужна помощь и защита.

Приходя в «Яблоко», вы поможете не столько ему, сколько себе.

Чем сильнее будет «Яблоко» — тем больше шанс на перемены к лучшему.

Мой Телеграм-канал: t.me/visboris

Совет безопасности (орган, чья полномочия не установлены ни Конституцией, ни законом) взялся обсуждать «ситуацию вокруг Русской православной церкви на Украине».

С какого, собственно, перепугу?

Какое отношение предстоящее представление автокефалии (то есть, если говорить просто, прекращение ее зависимости от РПЦ) украинской церкви имеет к безопасности России? И разве РПЦ уже перестала быть (по крайней мере, де-юре) отделена от государства — что эти вопросы вообще обсуждает Совбез?

Однако, заявлено, что «Москва готова защищать православных верующих, если на территории Украины будет совершено насилие в их отношении».

А это уже крайне серьезно.

Самозванно присвоив себе право «защищать» русских, где бы они не жили (не граждан России, а именно русских или русскоязычных), российские власти под этим предлогом организовали «присоединение Крыма» и интервенцию на востоке Украины.

Теперь они хотят присвоить себе право «защищать» православных за пределами России — независимо от гражданства и проживания?

Ничего общего с Конституцией России, с российскими законами, с международным правом этот принцип не имеет.

Государство имеет право и обязанность защищать своих ГРАЖДАН, находящихся за рубежом — независимо от их происхождения, национальности или вероисповедания.

Но не «соотечественников» и не «единоверцев» — чтобы этим оправдать агрессию.

Кстати, в России живут не только православные — будут ли «защищать» проживающих за рубежом мусульман? И насколько далеко так можно зайти?

Оговорка Дмитрия Пескова о том, что «защищать православных» будут «дипломатическими методами», никого не должна обманывать.

Хочется напомнить, что намерения вводить войска на Украину, и в том числе в Крым, для «защиты соотечественников», Владимир Путин уверенно отрицал в декабре 2013 года. Заявляя «это полная ерунда, ничего подобного быть не может».

Что было через сто дней — известно.

По поводу смены губернатора Петербурга: на мой взгляд, это почти ничего не меняет в городских делах и городской политике.

Один президентский назначенец сменил другого.

Один «солдат Путина» сдал пост, другой — принял.

Бессмысленно обсуждать причины «рокировки»: кадровая политика Путина такова, что назначают по неизвестным мотивам, и снимают по неизвестным причинам. Но никогда — не объясняют.

Можно, подумав, перечислить, чем запомнился Полтавченко: самым дорогим в стране, и одним из самых дорогих в мире стадионом, попыткой (пока — остановленной нашим сопротивлением) передать РПЦ Исаакиевский собор, заявлением, что у нас нет «уплотнительной застройки»... Но это — не главное.

Главное — то, что оба они — и Полтавченко, и Беглов, — по менталитету считают себя подчиненными президента, а не слугами горожан.

Значит, и решения будут приниматься по той же схеме: без учета мнения петербуржцев.

Значит, — новые «горячие точки», новое строительство на месте зеленых зон, новые вырубки скверов и садов, новые «реконструкции» исторических зданий, новые попытки застроить блокадные кладбища, новые бессмысленные и беспощадные бюджетные траты, и новые протесты горожан.

А это — главное, что надо принципиально изменить.

Губернатор обязан знать, что он работает для горожан, в их интересах, и должен делать то, что им нужно.

Поэтому Петербургу нужен не «солдат Путина», а губернатор, избранный горожанами на честных выборах. Только тогда он будет себя так вести.

Я буду добиваться участия в выборах губернатора. И стремиться победить.

Мой телеграм-канал

В августе этого года стало известно, что петербургский «Мемориал» хотят выселить из помещения на Разъезжей улице, 9А, которое он занимает больше двадцати лет. Потому что в мае «Городская комиссия по распоряжению имуществом» отказала ему в продлении арендного договора. Без всяких причин: отказала — и все тут.

Заметим: «Мемориал» занимается сохранением памяти о жертвах политических репрессий, что объявлено частью «Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий», утвержденной российским правительством в 2015 году.

Никогда не нарушал условия аренды. Постоянно включался (и включен в 2018 году!) правительством Санкт-Петербурга в «Перечень общественных объединений ветеранов войны и труда, узников фашистских концлагерей, инвалидов и жертв политических репрессий, подлежащих освобождению от арендной платы за пользование находящимися в собственности Санкт-Петербурга объектами нежилого фонда». То есть, признан имеющим право на государственную поддержку.

И тем не менее — извольте на выход с вещами.

Я обратился к губернатору Георгию Полтавченко — настаивая на продлении аренды, и указывая на важность той работы, которую ведет «Мемориал».

За «Мемориал» заступился петербургский омбудсмен Александр Шишлов.

29 августа пришел ответ от губернатора — где говорилось, что расторжение договора приостановлено, и что Комитет имущественных отношений (КИО) «ведет дополнительную работу в отношении этого помещения», и что информация о результатах этой работы мне будет сообщена до 28.09.18.

Мы осторожно обрадовались — теперь-то, наверное, все будет нормально, неверное решение отменят, «Мемориал» сможет работать дальше.

И тут истек положенный срок, и приходит ответ от губернатора.

Что же в нем написано?

Ни слова о «дополнительной работе» КИО и ее результатах.

Ни слова о том, будет ли продлен договор аренды.

Вместо этого мне сообщается, что 24.05.18 г. на заседании указанной «Городской комиссии» решение об отказе в продлении договора аренды принято «коллегиально представителями исполнительных органов власти».

Я и без губернатора знал, что комиссия приняла это решение коллегиально — от этого оно не стало менее возмутительным.

Я настаивал на его отмене и продлении аренды.

Хочу спросить у губернатора: надо ли так Вас понимать, Георгий Сергеевич, что Вы отказываетесь отменять это решение и хотите выселить «Мемориал»?

Уверен: это будет абсолютно позорное для Петербурга решение.

Впрочем, я Вам скажу, кто очень обрадуется этому решению.

Ему очень обрадуются нынешние чекисты, которые держат в своих кабинетах портреты и бюсты Сталина, Дзержинского и даже Берии.

Вы их хотите порадовать, Георгий Сергеевич?

Тогда скажите это прямо.

И еще: это — не единичный случай.

Попытка выселить «Мемориал» в Петербурге — это еще одно звено в цепочке преследований, наверное, самой авторитетной правозащитной организации в России. Чудовищные уголовные дела против руководителей «Мемориала» в Чечне Оюба Титиева и в Карелии — Юрия Дмитриева, нападения на офис организации в Ингушетии и Дагестане, только что — обвинения в адрес зампреда карельского «Мемориала» Сергея Колтырина…

Те, кто считает себя наследниками сталинских палачей, ненавидят и преследуют тех, кто разоблачает их преступления и хранит память об их жертвах.

Власть, заявляя о сохранении памяти жертв политических репрессий и о защите прав человека, и возводя это — на словах! — в ранг государственной политики, на деле показывает, что именно нарушение прав граждан является ее подлинной государственной политикой.

Она делает все возможное, — как говорилось в августовском заявлении петербургского ПЕН-центра, — чтобы бы «скрыть — оставить в неопознанных могилах — безвинных жертв сталинизма и обелить их палачей».

Госдума приняла в третьем чтении закон о повышении пенсионного возраста, названный кремлевским СМИ законом о «совершенствовании пенсионной системы».

Слово-то какое — «совершенствование», понимаешь!

Теперь вместо «отнять», «ограбить», «урезать», «сократить» будут говорить «совершенствовать».
Ограбили на улице — «усовершенствовали» материальное положение.
Снизили заплату — «усовершенствовали» оплату труда.
Сократили пособие на ребенка — «усовершенствовали» систему соцзащиты…

Пустые сердца думских единороссов бились ровно: ни одно не дрогнуло, когда надо было нажать кнопку.

Объяснять им, что 80% граждан против «пенсионного грабежа», было напрасной тратой времени — оловянные солдатики партии выполняли приказ, не подлежащий обсуждению.

Взывать к их совести было бесполезно ввиду отсутствия у них такой опции.

Стыдить их было бессмысленно — им давно уже, как в сказке Шварца, пересадили на лицо кожу из-под трусов.

Что же, отменить «пенсионный грабеж», — как и другие людоедские, грабительские, запретительные, репрессивные законы, — можно только одним путем: сменить власть.

Когда это произойдет — а произойдет это обязательно, — все эти законы будут немедленно отменены.

А с теми, кто их инициировал, принимал, продвигал и пропагандировал, будет отдельный разговор.
И вести его будут члены комиссий по люстрациям.

Госдума в едином порыве приняла поправки Путина к инициативе Путина о повышении пенсионного возраста.

Госканалы сейчас захлебнутся в прославлении доброты президента.

На самом деле, цена этой «доброте» — грош.

На три года сокращается время ожидания выхода на пенсию для женщин. Но это сокращение – с первоначальных восьми лет.

В результате и мужчины, и женщины будут уходить на пенсию на пять лет позже, чем сейчас.

И потеряют почти по миллиону рублей – исходя из средней пенсии в 14-15 тысяч рублей в месяц.

Что взамен? А взамен – семь копеек. Обещано увеличение пенсии на 1000 рублей в месяц. Примерно 7 процентов от нынешней пенсии.

Остальная «экономия» — на войну в Сирии и Украине.

На содержание легиона опричников, разгоняющих митинги тех, кто, в отличие от них будет выходить на пенсию в 65 лет.

На поддержку «друзей президента», попавших под санкции.

И все это – на фоне 75% граждан, выступающих против повышения пенсионного возраста, и лишь 11% поддерживающих.

И на фоне трех с половиной триллионов рублей «дополнительных» нефтегазовых доходов только в 2019 году: больше, чем вся «экономия» от повышения пенсионного возраста.

Это – открытый и бесстыдный грабеж.

Грабители известны поименно.