Борис Акунин

VINGT ANS APRÈS
Извещаю всех заинтересованных лиц, что сего 8 числа десятого месяца 29 года эпохи Хэйсэй закончил последнюю книгу серии «Приключения Эраста Фандорина».
Ощущения странные. Типа «Ах, витязь, то была Наина!», причем Наина – это я.
Впереди еще много работы – редактура, ловля «блох», оформление, корректура, но это уже техника.
Роман должен выйти 8 февраля 2018 г., в 20-ю годовщину публикации первой фандоринской книжки, романа «Азазель».

Оригинал

Сейчас идет спор – иногда нервный – на тему, общественно очень важную: как жить в современной России людям, которым категорически не нравится существующий политический режим?

Понятно, что вариантов три.
Первый – активно бороться с режимом. Второй – уехать. Третий – как-то уживаться с политической реальностью.
Все три дороги проблемны, но проблемы тут разной остроты и сложности.

Самый достойный путь, конечно, бороться. Однако помимо того, что он требует немалого мужества и изрядной пассионарности, здесь есть еще одна плата, для людей творческого труда особенно чувствительная. С 2014 года в России сложилась ситуация, при которой сопротивление требует от человека всего времени и всех сил. Сопротивление стало профессией. Уже невозможно, как в «белоленточные» времена, немножко посражаться в свободное от основной работы время, а потом пойти в кафе с настроением «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».

Что касается лично меня, то именно это осознание и заставило меня выбрать второй путь (как многих). Экспатриация – это самая легкая дорога из трех, но и она не без ухабов, не говоря уж о том, что далеко не все могут себе ее позволить по семейным, профессиональным, материальным и иным обстоятельствам. Однако не буду сейчас писать о «плате за уезд», ведь нынешняя дискуссия касается главным образом третьего пути: как жить в полицейском государстве, оставаясь при этом приличным человеком. Письмо Ивана Вырыпаева именно про это. Опрос на «Эхе Москвы» про Чулпан Хаматову и Аркадия Бабченко — тоже. И главные битвы по данному поводу, уверен, еще впереди. В будущем острота проблемы и полемики будет только обостряться.

Выживание приличного человека в неприличном политическом климате — процесс очень сложный, и диапазон тактик тут широкий, от сотрудничества с властью по отдельным вопросам до тотального от нее дистанцирования. Каждый выбирает позицию по своим силам и обстоятельствам. Разумеется, чем бескомпромисснее эта позиция, тем больше она вызывает уважения, но я бы ни в коем случае не стал упрекать людей, которые ради гуманитарных целей просят чиновников о помощи и потом расплачиваются за это репутационным ущербом, потому что обязаны участвовать в каких-то официозных ритуалах. Лично я бы так не смог, но это, вероятно, означает лишь, что себя я люблю больше, чем несчастных, кому нужна помощь. И к волонтерам, которые готовы обращаться за поддержкой к кому угодно, хоть к каналу «Лайф», я испытываю только глубокую благодарность и сочувствие.

Как мне кажется, есть один ясный параметр, по которому приемлемое здесь отделяется от неприемлемого: ради кого это делается. Если ради других – нормально; если из личных интересов или просто малодушия (как было с некоторыми подписантами знаменитого «крымского» письма деятелей культуры) — непростительно.

А в общем эта проблематика очень напоминает «градации приличности» советской эпохи. Тогда те, кто не любил КПСС, но при этом не участвовал в диссидентском движении и не эмигрировал, тоже выбирали всяк свою личную стратегию. Образцы были хорошо известны.
Кто-то шел в партию, чтобы «очеловечить ее изнутри» и осторожно сеял разумное, доброе, вечное, когда это было не очень опасно (типаж «Симонов»).

Кто-то делал больше – соблюдая все коммунистические обряды, пытался идти поперек течения (типаж «Твардовский»).
Кто-то, печатаясь или выпуская пластинки, демонстративно сторонился всякого официоза (типаж «Окуджава»).
Кто-то писал в стол или выступал на квартирниках («Поколение дворников и сторожей»).
Ну а со следующей ступеньки начинались уже диссиденты.

У людей обычных, нехудожников, тоже были свои микроразличия в поведении, казавшиеся тогда очень важными: уклоняться от членства в партии; «косить» от общественной работы; принципиально не участвовать в выборах; под предлогом болезни не ходить на собрания, где нужно кого-то клеймить позором (это требовало определенной смелости); прийти, но воздержаться или проголосовать против (это вообще уже почти суицидальное поведение). И так далее.

Господи, как же тоскливо видеть, что весь этот нафталин вновь благоухает.

Оригинал

По поводу ночного ареста Кирилла Серебренникова. Международно резонансные аресты людей такого уровня у нас происходят только с санкции, а то и с прямого приказа Главного Начальника. Не иначе.

Поэтому давайте называть вещи своими именами. Режиссера Мейерхольда арестовало не НКВД, а Сталин. Режиссера Серебренникова арестовал не Следственный Комитет, его арестовал Путин.

И хорошо еще, если с PR-целью затем явить высочайшую милость и выпустить всемирно известного режиссера под домашний арест или подписку. Потому что если нет – значит, Россия перешла на новую стадию существования, где будут действовать новые правила.

Оригинал

99 лет назад в этот день большевики убили Романовых, их личного доктора и трех слуг, которые не захотели покинуть обреченную семью.

Я про это, разумеется, знал давно — еще с тех времен, когда в советских школах объясняли, как это было хорошо и правильно.

Относился так: ну, история и история. Во время революции много кого убили.
А однажды в Центральном архиве Октябрьской революции сотрудники достали из сейфа и показали мне реликвию. Сказали: «Держать у нас эту гадость жутко, но и выкинуть рука не поднимается».

В шестидесятые годы к ним пришел ветеран и с гордостью передал на хранение австрийский штык (такой, как на фото), которым он добивал раненого царевича Алексея.

И для меня сразу история перестала быть историей. Глядя на эту железку, я вдруг явственно увидел, как оно всё там происходило, в том подвале.
У мальчика была гемофилия. Он умер бы и от укола иголкой.

Оригинал

Вчера я попросил представителей «86%» внятно объяснить, чем им нравится существующий режим. Получил 1,3К реплик.
Спасибо всем, кто ответил всерьез и содержательно. (И высказал свое собственное убеждение, а не пытался сформулировать мнение какого-то абстрактного «народа» — это я и сам умею).
Было интересно и познавательно.

Приведенные аргументы можно коротко свести к двум главным пунктам:

1. При Путине мы живем гораздо лучше, чем в 90-е годы при либералах.
2. Если не будет Путина, к власти снова придут либералы и опять будет, как в 90-е.

Больше всего меня удивило, что самый ожидаемый ответ («Да, мы живем хреновато, но зато благодаря Путину снова ощущаем себя гражданами великой державы») звучал редко.

Позавчера на совместном выступлении в Британской библиотеке Михаил Зыгарь (Mikhail Zygar) объяснил англичанам «феномен 86%» следующим образом: поддержка Путина держится на том, что сначала он предложил населению повышение уровня жизни в обмен на отказ от гражданских свобод, а когда уровень жизни начал падать, предложил новую замену, еще более действенную – национальную гордость.

По нашим комментариям так не получается, и, наверное, это отрадный результат. Аргументы «Зато-крым-наш» и «Зато-нас-все-боятся» мелькали, но погоды не сделали. Может быть, представление о том, что россияне поголовно заражены имперским синдромом, преувеличено.

А опасения насчет того, что «при либералах» будет хуже, вполне естественны. Ведь ретроспективно Коржаков с Сосковцом и «семибанкирщина» тоже воспринимаются как либералы. Мало кто помнит, что девяностые годы тоже делились на разные периоды, в том числе совсем не либеральные.

И еще один вывод. Про «воров и жуликов» все в курсе. Поэтому стратегия, построенная исключительно на разоблачении коррупции, не прибавляет оппозиции сторонников. Люди видят это и сами, они не слепые.
Не хватает главного.

Страшные либералы, объяснили бы вы уже наконец людям ясно и доходчиво, как вы собираетесь управлять страной, когда не будет Путина. Что вы собираетесь делать со здравоохранением, пенсиями, налогами, полицией, судами, образованием, местным самоуправлением, помощью мелкому бизнесу и молодежи.
Может, всё окажется не так уж страшно?

Оригинал

Вчера я задал читателям вопрос про самого важного человека в российской истории. Получил очень много ответов и все их просмотрел. Вам тоже советую, там в комментах много интересного, а самое интересное – складывающаяся в результате симфония.

Ведущую партию в ней исполняет, почти что солирует, с большим опережением, Петр Первый.

Это было предсказуемо. У меня в предисловии к еще не вышедшему 5 тому «Истории российского государства» (он весь про Петра) феномен необычайной популярности этого монарха объясняется тем, что он импонирует обеим традиционно враждебным российским партиям, только по разным причинам. «Государственникам» он нравится как создатель мощной военной державы, «либералам» – как западник, повернувший страну лицом к Европе.

Но лично я Петра главным персонажем отечественной истории не считаю.

Мне кажется, что важность исторической фигуры следует оценивать вот по какому критерию: если бы человека не случилось вовсе, насколько изменилась бы судьба страны?

Личность Петра, конечно, оставила яркий отпечаток на российской исторической ткани. Но предположим, что в 1689 году партия Нарышкиных не пришла бы к власти. Что бы изменилось? Реформы все равно произошли бы, Василий Голицын намеревался сделать примерно то же самое, только менее радикально (что, возможно, было бы и к лучшему). Ну, походили бы русские дворяне еще какое-то время бородатыми, да не построили бы на болоте красивый город, вот и вся разница. (Хотя Питера, конечно, жалко).

Однако есть человек, без которого Россию в ее нынешнем состоянии представить совершенно невозможно. Ему бы я и отдал первенство. Это Пушкин, которого назвали всего несколько комментаторов. Просто вообразите, что Пушкина никогда не было. Получилась бы какая-то другая Россия, и говорила бы она на каком-то другом русском языке. Все равно что Англия без Шекспира. (Кстати говоря, если самым важным человеком в истории страны является поэт, это характеризует страну не самым плохим образом).

Если же говорить о России в более узком, политическом смысле, то тут я согласен с теми, кто назвал самой важной персоной Ивана III. Этот человек создал государство, которое существует до сегодняшнего дня. Все сильные и слабые его стороны восходят ко второй половине XV века. Ремонт производился неоднократно, но фундамент всё тот же, заложенный великим князем Иваном Васильевичем.

Большое спасибо всем, кто высказался. Было о чем подумать.

Оригинал

У Кирилла Серебренникова идет обыск. Это один из немногих российских режиссеров, кого во Франции хорошо знают — он много здесь работал. Классный пи-ар ход накануне путинского визита. Прессе будет о чем писать и говорить. Chapeau!

Оригинал

Уваровская триада «Православие – Самодержавие – Народность», как известно, была выработана в качестве «российского ответа» на триаду Великой Французской революции «Свобода – Равенство – Братство». Николай Первый был убежден, что русская триединая формула обеспечит стране стабильность, убережет ее от потрясений и смут.

Путинская Россия на наших глазах движется совершенно той же дорогой, что николаевская. Нынешние «скрепы» звучат не глупее, чем тогдашние «столпостены». Речь здесь идет о том же самом – о том, что держит, не дает рассыпаться.
За без малого два века изменились реалии и терминология, но не сущностное содержание.

«Свобода – Равенство – Братство» в сегодняшнем виде – это три сакральные ценности западной цивилизации: свобода мысли и слова + демократия + эмпатия.

Триада «Православие – Самодержавие – Народность» модифицировалась в гораздо меньшей степени, просто в силу сугубой консервативности этой идеологической системы.

Под «православием», в общем, имеется в виду то же самое, что в 1834 году: не вера и не следование христианским заповедям, а единомыслие, за которым строго бдят государство и церковь. (Только что, в 2017 году, российский суд признал «отрицание Христа» уголовным преступлением).

«Самодержавие» все так же означает личную власть правителя, не ограниченную институтами.

«Народность» — противопоставление лубочного послушного «народа» непослушным «чаадаевым» — реформатировалась в популизм, противопоставление условного «уралвагонзавода» «пятой колонне». Но методы остались прежними: использование низменных инстинктов массового сознания, предельно вульгаризованная пропагандистская риторика, опасливое отношение к просвещению.

Точно таким же остается и моральное обоснование реакционности: все жертвы приносятся ради стабильности и во избежание «майдана».

Примечательно, что традиционная российская триада не может заменить ни одну из своих составляющих на какой-то компонент из того, другого набора.

Не может быть формулы «Свободомыслие – Самодержавие – Народность» (сразу все начнут кричать, что король голый).
Не может быть формулы «Православие – Демократия – Народность», потому что честные выборы и сменяемость власти немедленно покончат с единомыслием и официозом.

И «Православие – Самодержавие – Братство» тоже не срастается. В государстве, где существует насильственно насаждаемое единомыслие и безраздельно властвует «вертикаль», эмпатии не бывает. Всякое доброе дело разбивается о казенщину, о чиновничье мздоимство, о недоверие к любой неконтролируемой инициативе. Поэтому всё, за что ни берется такое государство, выходит бесчеловечным.

Понятно, что долго ультраконсервативная конструкция держаться не способна – потому что тормозит всякое развитие: мысли, общества, образования.

Даже в 19 веке, когда время двигалось много медленнее, уваровской идеологии хватило всего на двадцать лет, и мы помним, чем это закончилось — Крымской катастрофой.

Оригинал

Это было третье за короткое время, всего лишь за год, большое сражение двадцать первого века с двадцатым, притом в самых главных демократических странах. Два предыдущих боя — референдум по Брекзиту и президентские выборы в США — закончились победой архаики. Если бы сегодня то же произошло во Франции, европейский проект можно было бы считать провалившимся, и человечество откатилось бы назад, в прошлое тысячелетие.

Этот регресс уже произошел в четырех важных европейских странах, которые в 2000 году были демократическими, а потом перестали: в Турции, России, Венгрии и Польше (перечисляю от более тяжелой симптоматики к менее тяжелой). В Польше надежда на выздоровление еще есть, в Венгрии мало, про Россию и Турцию сами знаете.

Французские результаты вообще-то тоже не особенно радуют. Количество голосов, полученных кандидатом-ксенофобом, — знак очень тревожный. Напомню, что в 2002-ом, когда представителю Национального Фронта противостоял не молодой и харизматичный Макрон, а вялый и скучный Ширак, счет был разгромный, примерно один к пяти, а сейчас один к двум. Увы, значительная часть населения Франции тоже ностальгирует по изоляционизму.

Это всемирное противостояние, конечно, будет продолжаться и дальше. И его исход в большой степени зависит от того, научится ли многопишущее и многоговорящее либеральное сословие нормально и уважительно общаться с читающим и слушающим большинством, а не только друг с дружкой. Пока ни в Америке, ни в Англии, ни во Франции либеральные журналисты с политиками так и не смогли всем доходчиво объяснить, чем открытый мир лучше закрытого. А мы в России не сумели за 30 лет какой-никакой гласности убедить соотечественников даже в том, что за свободу имеет смысл бороться, а диктатура — стыдная болезнь. Вот и расхлебываем.

Оригинал

В эти дни отечественные и иностранные СМИ все время просят меня прокомментировать, проанализировать, объяснить, что, на мой взгляд, означают массовые протестные «прогулки» минувшего воскресенья. Вы-де в свое время тоже чего-то там «гуляли», и тоже от Пушкина, так поделитесь мыслями и чувствами. Я же уклоняюсь. Потому что чувств у меня по этому поводу много, а мыслей не очень.

Я честно всем отвечаю: я не знаю, что это такое, спросите кого-нибудь другого.

Правда. Я не понимаю, почему именно на этот призыв Навального откликнулось столько народу в разных городах. Притом люди вышли на несанкционированную, то есть заведомо опасную акцию охотнее, чем на одобренные шествия. Может быть, в том и дело, что разрешенные протесты надоели?

Я не понимаю, почему вышло столько молодежи. Я слишком давно не был в России. Где уж тут комментировать и анализировать?

В Кремле, насколько я их знаю, скорее всего уговорят себя, что им померещилось, что нужно еще несколько бузотеров изолировать, да подкинуть бабла на «молодежную политику», и всё обойдется.
Мне же кажется, что не обойдется, что задвигалось нечто новое и серьезное. Или это опять из области чувств?

Расскажите, что про это думаете. Обращаюсь к тем, кто видел воскресные события собственными глазами.

Оригинал